Михаил Жестев - Лето без каникул

— Ежели бы пораньше — оно, может, и пошло. А сейчас упирается. — И снова запел:

Но само не шло. Бревна давили друг на друга, прижимались к дну протоки и вновь стали наползать на песчаную отмель… Перед рассветом, когда большинство ребят сошли на берег и там отдыхали, Егор сказал Русакову:

— Боюсь, Иван Трофимович, ничего у нас не выйдет. Видать, с той поры, как однажды я тут разобрал залом, протока обмелела… Ну никак не идет… Сам видел, как старался. Не ради твоих денег — можешь не давать мне их. Ради себя старался… И поди же ты…

Игорь стоял слева от отца. Ему вдвойне было стыдно за него. И то, что он затребовал у Русакова большие деньги, и то, что оказался беспомощным, хотя изрядно похвалялся своей сплавщицкой умудренностью. Именно в эту минуту, случайно взглянув на поворот Кривой протоки, он увидел едва заметное под невысокой береговой кручей что-то черное, просвечивающее сквозь узкую полоску воды. Еще не зная, что это такое, Игорю показалось, что в его голове словно сверкнуло зарницей какое-то далекое воспоминание и осветило что-то давно забытое, словно бы разветвленный корень какого-то дерева, похожий на спрута, вдруг вынырнувшего из воды. И прошло несколько минут, прежде чем это неясное ощущение приняло реальные формы. Он увидел в воде у берега реки черные коряги мореного дуба. И еще у этого места отца, который, орудуя багром, освободил из цепких черных щупальцев несколько бревен и следом хлынул вниз по протоке лес… То, что забыл Шеломов-старший, сохранил в памяти Шеломов-младший.

Словно боясь, что его может услышать отец, Игорь тихо подозвал сначала Рюмахина, потом Ильку Полякова и, кивнув им, направился к повороту протоки.

— А ну, расталкивай тут бревна! Тащи их отсюда! И не давай цепляться им за коряги снизу. Жми крепче! Вот так. Чуете — подвижка? Чуете?

И действительно, край залома зашевелился, дрогнул и, качнувшись, выпустил из своих клещей стаю бревен. За ней гуськом потянулась вереница всплывших со дна длинных хлыстов, и вдруг у залома словно переломился хребет, он изогнулся и целым косяком пошел вниз по течению. Игорь крикнул Русакову и отцу:

— Уходите на ту сторону…

Они оглянулись и побежали по бревнам, вслед за ними едва успели добраться до берега Игорь, Рюмахин и Илька Поляков. Шум всех разбудил: спросонья, еще не понимая, что произошло, кто-то закричал:

— Плывем, ребята, плывем!

Русаков спросил Игоря:

— Как это вам удалось?

Игорь не успел ответить. К нему бросился отец и, схватив за руку, крикнул:

— Знаю, вспомнил — коряги?

— Они…

— Ох, дурак старый, самое главное запамятовал. — Егор был в отчаянии. — На этих корягах лес зацепило. И как же это со мной такая оплошка случилась? Ну что ж, Игорь, твой верх!

— А с тобой как мне расплатиться? — спросил Русаков Егора.

— Спасибо! Я свое получил сполна. Все, что заработал…

Совсем близко простучал движок. Мимо по Кривой протоке шла на буксире шаланда с жердями для вешал…

Пойму косили всю неделю. Сушили на вешалах. Сено возили на пароме в Большие Пустоши, а часть его по предложению нового фуражира Емельяна укрыли от осеннего паводка в бору. Перепадавшие дожди-вспрыски уже никого не страшили.

Игорь и Емельян обходили покосы, обмеряли стога, подсчитывали копны — сколько еще надо сметать сена. Емельян это делал по обязанности фуражира, Игорь — как представитель общественности и с тайной мыслью козырнуть цифирью на комсомольском собрании. Ну что теперь вы скажете, Иван Трофимович, когда будет принято решение всем вступать в колхоз?

Вечером они вышли на край пойменного покоса. Был обмерян последний стог, на специальной карте покосов, нарисованной Емельяном, появился еще один крестик, и в это время вдали, на повороте дороги, появилась грузовая машина. Машина как машина, мало ли их тут ходит, — Игорь не обратил на нее внимания и продолжал заниматься собственными подсчетами, которые должны были сокрушить Ивана Трофимовича. Но Емельян весь подался вперед, насторожился и предостерегающе крикнул:

— Вага! Смотри, на машине вага! — и бросился наперерез грузовику.

Ничего не понимая, Игорь поспешил за ним. Теперь и он видел на машине длинную толстую жердь, которая была приподнята над кузовом. Вага как вага, и чего она всполошила Емельяна? А Емельян уже стоял посреди дороги и, подняв руку, преградил путь машине.

— В чем дело? — из кабины высунулся шофер.