Игоря раздражало присутствие отца, мешало работать… «Чего он ждет? Признаем свое бессилие? Ну нет. И день, и два, и три проторчим здесь, а залом разберем».
Ребята стояли цепью вдоль головы залома и по команде то Игоря, то Русакова каждый старался вытолкнуть на воду свое бревно. Пятнадцать человек, они отрывали от огромного деревянного тела пятнадцать бревен, но тут же откуда-то снизу всплывали новые, и тогда Игорю казалось, что он сражается с огромным распластавшимся по Кривой протоке драконом.
Летние сумерки уже давно окутали речную низину, а залом по-прежнему дыбился от берега до берега, и, пожалуй, он стал еще больше и, в чем боялся себе признаться Русаков, плотнее. Что-то надо было решать и делать. Он прикидывал: а что, если разгрузить шаланду и перевезти жерди до большой дороги? Но на чем? Машина не пройдет, да и на телегах не проехать. На себе? Сколько же потребуется дней и людей. Нет, нет, единственный выход — протолкнуть шаланду. И не позже утра. Он оглядел цепочку ребят. Они по-прежнему орудовали баграми, но их движения уже не были так быстры и энергичны, как час назад, они явно устали, и это нетрудно было заметить даже в сумерках белой ночи, которая делала их похожими на тени. Русаков подошел к Игорю, отозвал его и, немного помолчав, сказал:
— Давай посоветуемся. Дела наши не очень блестящи, скажем прямо, худые наши дела. И, честно говоря, это прежде всего моя вина. Знал ведь, что Тесов ненадежный парень, а все-таки послал его сюда. Жалко было отрывать хороших ребят от сенокоса, да и думалось — обойдется, никакого залома не будет. А на рейде прорвало запань. А вторая моя ошибка — думал, неужели с такими ребятами, как вы, не справимся с заломом? Но, оказывается, тут залом хитрый… Тут большое уменье нужно. Так вот, как быть — честно признаем свое бессилие и пойдем на поклон к твоему отцу или совершим третью ошибку — будем биться лбом о стенку?
— Но почему вы уверены, что он сможет распутать залом?
— Он тут, наверное, рабатывал… Ты не знаешь?
— Приходилось, конечно, раз даже меня с собой взял. Но все равно, нельзя поощрять рвачество, Иван Трофимович! Что ребята скажут? Нам не платят, а рвачу — пожалуйста! Нет, я против. Надо немного передохнуть — и снова за багры. Не отступать. А еще, если по-честному говорить, в какое положение вы поставите меня. Если мы пойдем на поклон к моему отцу, то ведь мне и слова нельзя будет сказать ребятам. «Ты сначала батьку своего агитируй! Не можешь? Ну и нас не тронь». Нет, я против.
— И все-таки придется согласиться. Гордость гордостью, но хозяйство требует: смири, комсорг, гордыню…
— Во всяком случае, я с ним говорить не буду.
— Я поговорю.
Когда Русаков подошел к Егору, тот с аппетитом уписывал хлеб с салом. Предложил откушать председателю.
— Вы небось еды не прихватили? Сразу видно, плохие сплавщики. Кто же идет на залом без багра и сала? Так как дела, Иван Трофимович, хоть маненько лесу поубавилось?
— Чего спрашиваешь — сам видишь.
— Мне было видно еще засветло.
— Ладно, твой верх! А теперь скажи, берешься протянуть вон ту шаланду — хоть краем берега.
— Ребята твои больно приморились…
— Отдохнут и опять будут в силе. А цену как сказал — принимаю.
— А как же завтра я буду работать? Мне на птичник к утру надо поспеть.
— Это моя забота.
— А кто оплатит прогул?
— Я оплачу.
— А часы, что я тут просидел?
— И их беру на себя.
— Тогда можно попробовать. — И, взяв багор, вышел на середину реки. Вышел и крикнул: — Эй, Игорь, сюда! Будешь у меня на подхвате с правой руки… А ты, Иван Трофимович, с левой. Ясно?
— Может, ребятам отдохнуть?
— Отдохнут, когда древесина уйдет. А сейчас какой отдых! Так вот, надо прежде всего прощупать берега. Не вода держит лес, а земля. Понятно? И все бревна с берега закатывайте к середине! Ну, начали. И с песней надо работать. — И затянул высоким голосом:
Хоть она не хочет, да сама пойдет!
И снова началась битва с заломом. Они старались оттеснить бревна от берега, освободить их от сцепления с землей и тем самым дать воде самой вынести лес вниз по течению Кривой протоки. Одно время казалось, что сплошной поток древесины тронулся, во всяком случае, внутри залома начали образовываться разводья, а бревна пошли по реке стайками, но через несколько минут все вдруг застопорилось снова, исчезли разводья и по-прежнему пришлось вырывать из перепутавшегося леса бревно за бревном. Егор Шеломов растерянно поглядел на Русакова и, чтобы как-то оправдать собственную беспомощность, сказал неуверенно:
Читать дальше