Михаил Жестев - Открытие

Поезда шли мимо Серебрянки и днём и ночью. Они грохотали на стрелках и, не сбавляя хода, скрывались за семафором. Только местный пассажирский останавливался у низенькой деревянной платформы, но и тот через минуту трогался в путь. Такая уж маленькая станция Серебрянка. Она была расположена у самого леса, и в непогоду над ней шумели вековые сосны.

За лесом начиналась деревня. На её ближайшем к станции краю жил Алёша Свиридов. Летом, в каникулы, он помогал матери ухаживать за телятами на колхозной ферме или вместе с отцом — путевым обходчиком — ходил по железнодорожному пути, постукивая молоточком по рельсам, внимательно приглядываясь, нет ли где трещины, и помогая отцу подвинчивать на стыках слегка ослабевшие гайки.

Однажды, вернувшись в полдень с обхода участка, Алёша, не заходя домой, побежал на речку. Там он кубарем скатился с высокого берега и крикнул ребятам:

— Шагающий повезли, сам видел! Он по частям разобран и все равно махина!

— Больше дома? — спросил Тимоша, который мечтал быть плотником и уже умел строгать рубанком.

— Тоже спрашиваешь! Да дом перед ним, что козявка перед паровозом. Ковш всю платформу занимает, стрела — перекинь через речку — мостом ляжет, а кабинка не меньше клуба!

— А вы знаете, куда повезли? — перебил его Гриша Иванюк. Он сильнее всех был в географии и мог сказать, как из Серебрянки проехать хоть на Камчатку.

— На Волгу, — ответил Алёша. — На вагоне написано: «Сталинград — великой стройке коммунизма».

С этого дня серебрянские ребята перенесли место своих игр на луг, к самой железной дороге. Едва из-за леса доносился шум поезда, они всей ватагой бежали к станции и, выстроившись вдоль насыпи, смотрели, как мимо проносятся вагоны, громкими криками «ура» встречали они те, на которых глаз едва успевал прочесть одно слово: «Сталинград».

Там, далеко на Волге, возводились великие стройки коммунизма. О них писали в газетах, передавали по радио. Об этом вели бесконечные разговоры и серебрянские ребята. И как было не вести эти разговоры, когда каждый день мимо станции на юг шли платформы с лесом, рельсами, углём и какими-то невиданными машинами!

На Волге строители еще только рыли первые котлованы, а на лугу Серебрянки, под тенью редкого ивняка, ребятам уже чудились грандиозные плотины и величественные здания гидростанций. И каждая гидростанция казалась им земным солнцем, встающим над степью.

Алёша больше всех знал о великих стройках коммунизма. Частенько с отцом он заходил в дежурку, где у стола сидел сам начальник станции Григорий Иванович. Начальнику станции было под шестьдесят, но он очень любил читать журнал «Техника — молодёжи». Завидя Алёшу, Григорий Иванович брал со стола свежий номер журнала и протягивал мальчику. Алёша, примостившись у окошка, перечитывал всё, что было там о стройках волжских гидростанций. И всё, о чём он узнавал, что поражало его воображение, хорошо или плохо поняв, Алёша спешил передать ребятам.

— А ты, Гриша, знаешь, — спрашивал он Иванюка, — какое электричество из Сталинграда в Москву будут передавать? Такое, как наше, думаешь?

— А какое же?

— Четыреста тысяч вольт! Как молния!

— И с громом? — пытался дознаться Гриша.

На это Алёша не мог сразу ответить, потому что в журнале ничего на этот счёт не говорилось, но потом чуть шутливо сказал:

— Не иначе, как с громом. Молнии без грома не бывает.

Часто, лёжа на траве, ребята мечтали: вот бы поехать на Волгу строить гидростанцию или поступить на завод, где делают турбины, электрические машины!

Но эта мечта была пока неосуществима. Кто же примет десятилетних и одиннадцатилетних мальчиков на стройки, на завод? Да и образование у них еще слабоватое; там, говорят, нужно самое меньшее — семилетнее.

Эх, если бы жили они в Сталинграде или в таком городе, где большие заводы, тогда бы другое дело! И хотя никто не мог сказать, что бы тогда случилось, всё же было обидно ребятам, что они живут в далёкой Серебрянке, которая не имела никакого отношения к великим стройкам коммунизма. Вот если бы открыли в Серебрянке что-нибудь такое, особенно важное, — мечтали ребята. Но что можно открыть в Серебрянке? Такая же земля, как всюду, и стоит взглянуть на речной обрыв, — сразу видно, что ничего особенного в ней нет: песок да галька, опять песок, ну ещё глина… Никакого открытия и быть не может.