Михаил Жестев - Лето без каникул

— Ты хоть наведайся к Русакову, чтобы зря туда не топать. Может быть, и без тебя управятся.

— Мальчишки управятся? А я погляжу, как они управятся. Тут дело хитрое, Наталья. Как приду, свою цену — полста рублей — спрошу. Не дадут? Не надо. Погожу. Зато, как ничего у них не выйдет, и семьдесят пять выложат да еще поклонятся.

Он все же зашел в правление. Спросил Русакова. Ему ответили: уехал на Кривую протоку. С ребятами уехал. Обидно, до болота можно бы на машине. А там, конечно, десять километров пешком. В нерешительности потоптался у крыльца колхозной конторы. Может, не стоит ходить? Как бы не так! Дурак он, чтобы отказаться от верной полсотни! Эх, бывало, только слушок о заломе — он тут как тут с багром. Стареешь, Егор, стареешь.

Еще было совсем светло, когда Егор добрался до Кривой протоки. Он был выносливый ходок и, выйдя после колхозной бригады на час позже, да и до болота пробираясь пешком, поспел к залому, едва ребята успели замочить в речной воде свои багры. Да, залом на Кривой протоке был хоть и не так велик, какой однажды в этих местах пришлось ему разбирать, но все-таки и не малый — так метров на сто, не меньше. Бревна, как и полагается при заломе, сплошь покрыли речку от берега до берега, они переплелись между собой, стояли торчком, словно вбитые в речное дно сваи, — и по тому, что сплошной настил уже наползал на песчаную отмель, Егор сразу понял: река забита бревнами почти до самого дна. Это уж не залом, а заломище!

Ребята суетились. Над рекой стоял многоголосый шум, каждый как мог старался протолкнуть на чистую воду свое бревно, и в этой сумятице никто не заметил стоящего на берегу и неодобрительно покачивающего головой Егора. Первым его увидел Русаков и удивленно спросил:

— Ты как сюда попал?

— Ногами, Иван Трофимович. Притопал ногами.

— Ты же на птичнике должен быть.

— А я свой урок выполнил и к вам пожаловал. Нельзя разве? Даже багор прихватил. Могу помочь. Только не знаю, кто у вас в артели за старшего.

— Я, — сказал Русаков.

— Ты старший по колхозу, а тут артель… За сколько ребята взялись растащить залом? Много леспромхоз денег посулил?

— Много. Сразу и не сосчитать, — улыбнулся Иван Трофимович.

— Рублей двести на артель?

— Мало кладешь.

— Ну, двести пятьдесят.

— Бери еще выше!

— Выше? — переспросил Егор и по глазам Русакова увидел, что председатель говорит с ним несерьезно и сразу разгадав, что он, Егор Шеломов, тоже не прочь подзаработать на заломе. Ну что же, если так, то можно и ему сказать напрямик. И спросил: — А сколько ты, Иван Трофимович, мне положишь? Из артельных выделишь полсотни?

— А ты артель спроси. Вон Игорь у них старший. Попробуй, может, по-родственному и столкуетесь. — И крикнул: — Игорь, иди-ка сюда! Вот батька твой хочет в пай вступить, просит полсотни. Как считаешь?

Игорь пробрался через завал бревен.

— А мы сами справимся, Иван Трофимович.

— Смотрите, вы хозяева. Только, как говорят на ярмарках, сегодня за так, а завтра — пятак.

И, положив перед собой багор, Егор присел на вытесненные из воды бревна, не спеша достал кисет и, щурясь на заходящее солнце, закурил: «Действуйте, действуйте, а я посмотрю на спектакль». Он сидел, вытянув ноги, и, глубоко затягиваясь табачным дымком, с любопытством наблюдал, как ребята мечутся по вздыбленному деревянному настилу Кривой протоки.

— А вы не бегайте, вы поспокойнее. Залом не футбол! — многозначительно усмехаясь, говорил он, но на его советы никто не обращал внимания. — Не то бревнышко держит, которое сверху, а которого не видать. Оно под водой, может, на самом дне лежит, а вы, огольцы-молодцы, того не соображаете.

Видимо, Русаков все же услышал Егора.

— Егор Трофимович, ты бы лучше шел домой. Сам не работаешь и другим мешаешь.

— Уйти я, конечно, могу, — ответил Егор, — но только по своей воле. Потому как Кривая протока государственная, и, может, я сюда пришел по своим делам, искупаться охота…

И не двинулся с места, продолжая глубокомысленно рассуждать о том, что всякое дело своего опыта требует, а залом особенно, потому как дело это путаное и сразу что к чему не понять.

Русаков махнул рукой и вернулся к ребятам, а Егор прилег на теплый песок. Он, конечно, не пропускал ни одного шага своих конкурентов, но и не мог не отдать им должное. Хватки маловато, но себя не жалеют. Багры так и ходят, так и ходят! Ему бы этих ребят! Но вдруг подумал: как же так — сенокос в разгаре, а колхоз с заломом связался? Тут что-то не так. И, только взглянув вверх по реке и увидев приткнувшуюся вплотную к залому груженную жердями шаланду, все понял. Так вон оно в чем дело! Надо сушить сено, а в шаланде жерди. Тут рубль пожалеешь, потом убытков не оберешься. Давно ли колхоз его прижал с детдомовскими деньгами, а теперь он прижмет колхоз. Хоть маленькое, но отмщение. Мелькнула мысль: а ведь колхоз его и выручил. Но Егор отмахнулся от этой мысли: нечего сказать, выручил — привязал его с топором к птичьей ферме да на свои расценки посадил — разве их сравнишь с частным уговором? В общем, ничем он колхозу не обязан. А жизнь его вот на этот залом похожа. Все перепуталось, и как ее распутать — неведомо.