Павел Шрут - Носкоеды

Чтобы прервать поток хихишова красноречия, Эгон молча встал и вышел за дверь.

Две минуты спустя он вернулся с пакетом, набитым непарными носками. Но не стал распространяться о том, что ему сказал китаец и что он китайцу ответил.

Потому что на это у них не было времени.

Пану Варжинцу пора было идти в школу. Этим вечером в садовом павильоне должен был играть школьный оркестр, а в нем — три его ученика, Любош, Михал и Прокоп. Он ужасно за них волновался и сейчас был рад этому. Когда человек о чем-то волнуется, он не может думать ни о чем другом.

Спустились сумерки, и Хихиш, прижимая к себе набитый носками пакет, отправился в нижнюю часть города. На этот раз ему пришлось быть настороже. Он и на проезжую часть выбегал, и за припаркованным автомобилем прятался, и даже пару раз слился с урной. Какой-то старичок даже погнался за ним вокруг урны, но оказалось, что ему нужен был вовсе не Хихиш, а какой-то белый кролик. «Пепик, Пепичек, вернись!» — звал старичок.

Ближе к «Килиманджаро» улицы опустели — сюда мало кто захаживал. Можно было немного перевести дух.

И подумать, что же теперь делать.

Хихиш подумал даже, а не стоило ли взять с собой Рамзеса! Или даже того силача, Василу.

Мысли были невеселые. Да и где бы он нашел сейчас Василу с двумя его дружками?

Впрочем, вот об этом я кое-что знаю, друзья.

Когда Васила, Чанг и Шпилька выбрались из брюха ржавого парохода на белый свет, и выяснилось, что они понятия не имеют, что случилось с Туламором-младшим прямо у них под носом, Босса чуть кондратий не хватил.

Он схватил какую-то палку и принялся молотить ей по кому попало. Он лупил несчастных, пока не запыхался так, что едва мог перевести дух.

— Завтра — ко мне! — пролаял он из последних сил.

Привалившись к фонарю, он смотрел вслед улепетывавшим бедолагам.

В будочке на пристани раньше продавали билеты на пароходные прогулки. Сейчас она пустовала.

Там и спрятались беглецы, чтобы обсудить свои невеселые дела.

— Видели, как Босс со мной обошелся? Как… как с портянкой какой! — в глазах у Василы стояли слезы. Он вспомнил свое трудное сибирское детство.

— Надо бы нам сваливать по-быстрому, пока нас самих не свалили, — рассуждал вслух Удав.

— Нечего нам тут делать. Как я всегда говорю — не хватай провод под напряжением! — согласился Шпилька.

— Шеф, конечно, мучитель, но Дедерон и вовсе отморозок, — сказал Чанг.

— Ты его знаешь? — удивился Васило.

— Видал его пару раз в «Эльдорадо», он там со своей шайкой половину гостей без носков оставил.

— И как он выглядит?

— Как торчок паршивый! — взвился Чанг. — В ушах по булавке, в пиво макает детский носок. Это у него называется — соску пососать!

— Мир сошел с ума, — сплюнул Пепа. — Порядочному носкоеду места не осталось, пришло новое поколение. И мне место на помойке. У меня дома ванна, полная носков, а если мне захочется хорошо выдержанный, пропахший носочек — напротив пивная, а в пивной пара завсегдатаев, — и он подмигнул Чангу.

— У меня в «Эльдорадо» то же самое, — согласился Чанг. — Кроме того, чем лучше знаешь людей…

— …тем больше ценишь носкоедов, — закончил Васила.

Он не вступал в горестные стенания до сих пор, но тут решил высказаться.

— Слушал я тут вас, мужики, и вот что я вам скажу. Делайте ноги. Вы Боссу ничего не должны.

— А ты как же?

Васила с размаху стукнул себя в грудь:

— Что ж я могу поделать с моим распроклятой широкой душой и верным сердцем? Ничего! Но вы, голубчики, спокойно возвращайтесь домой.

Что ж, Пепа Шпилька направился в свою мастерскую, Удав Чанг — в «Эльдорадо», а Васила побрел куда глаза глядят.

Если Хихиш думал, что Рамик будет сидеть тихо, то он здорово ошибался.

Вокруг было столько загадок, а среди них наипервейшая — сам Хихиш. Как это он так враз переменился? Только что был прямо пионер-отличник — и на тебе, идет грабить магазин?