Павел Шрут - Носкоеды

Но он не хотел бросать своего домохозяина.

Беда в том, что хозяин переехал в тюрьму.

В тесную камеру за железной решеткой, где даже мышка не могла бы остаться незамеченной, не то что крупный носкоед.

Но это было не все. В отличие от других заключенных, Щеголь ходил босым. Так гласил приговор: пожизненное лишение носков!

Тут уж делать было нечего — пришлось расстаться.

Так Васила вновь отправился в странствие, менял поезда и вокзалы, пока не нашел место, где решил остаться.

И там-то, в отельчике у вокзала, его и нашел Падре.

Это был отель с почасовой оплатой, потому что Васила нигде не хотел задерживаться надолго. Его тянуло в путь, все дальше на запад.

Туламор-старший, как никто другой, мог успокоить, найти надежный кров и интересную работу.

Это Падре и сделал — и сделал превосходно.

Именно Васила — благодаря тому, чему он научился у Щеголя — помог Падре создать носковую империю!

Это им очень пригодилось в те времена, когда носкоеды готовы были за носки рисковать честью, свободой, а то и жизнью.

Но то дело прошлое. А сейчас Васила шагал по тускло освещенной улице мимо игровых притонов и ссудных касс.

Призывно мигали вывески, но Васила знал, куда идет.

Он знал, что найдет Пепу Шпильку в маленькой каморке в лавке, торговавшей всяким железным хламом. Здесь, среди замков, ключей и отмычек, Пепа когда-то появился на свет. Здесь же научился шпилькой или куском проволоки открывать любую дверь или складские ворота.

Но!

— Что было, Васила, то прошло, — махнул рукой Пепа Шпилька, когда услыхал, что наклевывается крупное дельце. — Я по этой части больше не работаю. Резону нет. На жизнь скопил, — и он указал на огромный чан, полный носков, — а за свежими носочками бегать — годы у меня не те.

— Ну так я тебе скажу резон, — ухмыльнулся Васила. — Его зовут Туламор-старший, он же Падре, он же Шеф, он же Большой Босс.

— Нет! — охнул Пепа Шпилька.

— Да! — Васила покивал головой. — Ты ведь помнишь, что случалось с теми, кто говорил ему «нет», правда?

— Помню.

— Ну так собирай отмычки, и пошли.

— Я и шпилькой управлюсь, — отзвался Пепа.

Он пошарил рукой по столу и чихнул от взметнувшейся пыли. Нащупал тонкую бронзовую шпильку, воткнул ее в ворот свитера и вместе с Василой отправился в «Эльдорадо».

«Эльдорадо» назывался прокуренный ресторанчик с игральными автоматами.

Там жил носкоед с говорящим прозвищем Удав Чанг.

Он получил это прозвище (и поверьте, не просто так) еще в те времена, когда чулки еще штопались, а за носки случалась и драка.

Зову Падре он обрадовался не больше Пепы. Большими делами он уже не занимался — утратил форму, обленился и разлакомился на небогатой, но легкой поживе в «Эльдорадо», где игроки часто проигрывали последние штаны — а вместе с ними и носки.

Причина, по которой он молча обвязался своей знаменитой удавкой-шнуром и отправился с Василой и Пепой к дому профессора Кадержабека, очень проста:

С Шефом не спорят.

У дедушки Хихиша были гости. Это случалось не слишком часто. И не потому, что он был ворчун или скряга.

Он был только рад, если из скудных домашних запасов мог сообразить какое-никакое угощение.

Не радовало его одно — когда говорят, только чтобы не молчать, а это часто бывает с гостями.

Через полчаса он начинал терять терпение, еще через полчаса — поварчивать вслух, а еще через час становился так невыносим, что гости спешили откланяться.

Когда гость прощался в дверях, дедушка расплывался в улыбке, а иногда просто сиял от радости.

Но на этот раз гость явился до полудня и все еще сидел, когда Хихиш вернулся с похорон.

— Это пан Боно, — представил дедушка загоревшего носкоеда в солнечных очках, — только что прилетел из Африки.

— Из Африки! — завопил Хихиш (он был переполнен впечатлениями от похорон, а тут еще и это!)

— А ты, наверно, Хихиш? — обернулся к нему иностранный гость. — Очень рад нашему знакомству. Я про тебя столько знаю, что ты не поверишь.

Хихиш задумался, кто бы это мог о нем в Африке рассказать, но промолчал.

— Гадаешь, кто мне о тебе рассказал?

Хихиш кивнул.

— Когда твои уехали, ты был совсем маленьким, — засмеялся пан Боно. — Вот я вернусь и скажу им, что это уже не так.