— Один вдруг оказывается без носка, а другой вовсе босым! И это на государственных похоронах, господа! Что вы об этом скажете?! — громко возмущался первая скрипка.
Пан Варжинец сказал, что он знает, кто виноват, но ему все равно никто не поверит.
А дома подозрения подтвердились.
На подушке его ожидал черный носок с серебряной нитью, а рядом — другой, с бордовой каймой.
Из шлепанца под кроватью торчал свернутый лист бумаги. Кто-то написал на нем вкривь и вкось:
Носкоеды отличаются от людей меньше, чем может показаться на первый взгляд. Они так долго жили с людьми (хоть те о том и не знали), что переняли много людских качеств.
Как хороших, так и самых скверных.
Но даже самого лучшего из носкоедов невозвозможно отучить красть носки. Что мы только что и видели на примере Хихиша.
На носки друга он больше не посягал, но ему и в голову не приходило, что кража носков из крематория — просто-напросто дурной тон.
Можете втолковывать ему это до бесконечности — он все равно не поймет.
Это как с почтовыми голубями. Можно обучить их доставлять сообщения, и они никогда не собьются с пути. Но почему нельзя гадить на голову бронзовой статуе известного писателя посреди города — этого ни одному голубю не понять.
Если это вам понятно — вы поймете и Василу.
Носкоед Васила от природы был добряком. Но с малолетства вдвое превосходил сверстников и ростом, и силой.
А потому и есть ему хотелось за двоих. Тем более что в местах, где вырос Васила, зима продолжалась почти круглый год. А о носках и речи не было!
Местные жители ходили в лаптях или обмотках. Это было неудобно и несъедобно, но привыкли и люди, и носкоеды.
Только Васила еще мальчишкой все ворчал и грозился взять да и удрать из дому.
И в один весенний день так и сделал.
Прячась в грузовиках и железнодорожных вагонах, к началу лета он добрался до столицы.
Васила был счастлив! Он стоял посреди огромной площади и глазел на золотые купола какого-то храма — как вдруг его пнула нога в остроносом ботинке.
Нога была в полосатом носке и принадлежала Вовке Щеголю.
Тогда-то Васила впервые в жизни увидел настоящий носок.
Эта минута решила его дальнейшую судьбу. И Васила от своей судьбы — и от Вовки Щеголя — не отсупал ни на шаг.
Васила пошел за Вовкой — до большого дома на площади. Он устроил себе жилище в стене, за потайным сейфом, и скоро выяснил то, о чем не знала даже полиция: Вовка фарцевал фирменными носками, и с большим размахом.
У него дома был целый склад краденых заграничных носков.
Сортировку товара и все сделки Вовка вел дома — в перчатках. У него была целая сеть тех, кто воровал для него носки и продавал их из-под полы.
А Васила все видел и всему научился.
Он знал столько, что сам мог бы открыть подобную носкоедскую фирму, но его это не привлекало. Сидеть в тепле и изображать шефа было не по нем.
Ему нравилась суровая уличная жизнь, подвальные норы и притоны, где он всегда мог встретить таких же, как он сам.
Носкоедов из худших человеческих семей. Мерзавцы и негодяи, на слабых они нападали поодиночке, а на сильных наваливались всей толпой.
Вот из таких-то сорвиголов Васила и сколотил себе шайку. А потом Падре позвал их и пообещал им работенку.
Но одно качество у носкоедов врожденное. Уж ему-то они никак не могли научиться у людей. Это верность.
Каждый носкоед верен своему домохозяину и остается с ним в печали и радости.
В квартире есть потайная комнатка или логово (кому что нравится), где и живет носкоед; а если домохозяин переезжает — носкоед переезжает вместе с ним.
Васила был верен, как все носкоеды.
Когда однажды ночью в дом Вовки Щеголя ворвалась полиция и нашла огромные залежи ворованных носков — Васила мог бы попросту пересидеть в своей берложке, а потом спокойно жить дальше в том же доме.
Читать дальше