Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

Позволю себе напомнить читателю: фильмы, о которых идет речь, были, во-первых, музыкальными, причем музыка, написанная молодым композитором Татьяной Островской, звучала по тем временам более чем современно и сильно отличалась от привычных «пионерских» мелодий, а во-вторых, картины эти несли в себе довольно сильный сатирический заряд. Дело в том, что я нередко использовал в своих сценариях классические произведения, перенося их действие в сегодняшний день и давая их разыгрывать детям, в результате чего они начинали звучать весьма остро, порой даже злободневно. Так, скажем, первая серия «Каникул», представлявшая собой полнометражный мюзикл под названием «Хулиган», была своеобразной вариацией на тему гоголевского «Ревизора», но все действие происходило в пионерском лагере. Занимавшие ответственные посты в лагерной дружине пионеры превратились, таким образом, в маленьких коррумпированных чиновников, каковыми они, между прочим, зачастую и были на самом деле.

«Экран», куда режиссеры на разных этапах работы над фильмами обязаны были представлять отснятый материал для утверждения, а точнее — для цензуры, почувствовав опасность, зревшую в моих картинах, делал мне бесконечные поправки, настаивая на досъемках, пересъемках и переозвучивании уже отснятых сцен. Со многим я вынужден был соглашаться, пытаясь спасти главное — сами фильмы. Так, например, в номере «Танго», которое исполнял Васечкин, категорически было предложено убрать слово «красный», в противном случае весь номер должен был пойти «под ножницы». В результате в куплете «…пойми, я сердцем чист, враньем по горло сыт, в душе я активист и красный следопыт!» Васечкин стал петь «… и даже следопыт!»

Впрочем, долгую историю затяжной борьбы за строчки, куплеты, сцены и даже порою музыкальные фразы я здесь опущу — не об этом речь. Я перейду сразу к тому моменту, когда «Экран» принимал решение о судьбе уже полностью готовых картин. К этому времени мой первый сериал — «Приключения…» уже больше года лежал без движения. «Каникулы…», похоже, ожидала та же судьба.

После просмотра разъяренный Хессин стукнул кулаком по столу и объявил буквально следующее: «Эти фильмы в эфир никогда не выйдут! Это не пионерская музыка и не пионерская (!) пластика! Этого мы на экранах никогда, вы слышите, товарищ Алеников, НИКОГДА пропагандировать не будем! Это не советские фильмы. Это какие-то сплошные американизмы!!!» Никакие уговоры открыть глаза и посмотреть в окно, чтобы хотя бы прислушаться к доносящейся оттуда современной музыке, увы! — не помогали. Хессин категорически стоял на своем. Фильмы легли «на полку».

При этом справедливости ради я должен заметить, что ко мне лично директор «Экрана» относился с безусловной симпатией, проскальзывавшей даже во время гневных отповедей, обрушивавшихся на меня. Он как бы пытался дать понять, что самому ему фильмы безусловно нравятся, но он, к сожалению, находясь на этом посту, вынужден играть в принятые игры.

Короче говоря, начался новый этап моей жизни. Я вступил в борьбу за выход моих фильмов в свет. Куда я только не писал, к кому только не обращался! Я пытался дать Хессину в руки своеобразные «охранительные грамоты», которые, в свою очередь, дали бы ему возможность оправдаться перед высшим начальством — руководством Гостелерадио. Документы эти призваны были подтвердить лояльность моих картин и героев. В «Экран» пошел поток писем и звонков.

Академия педагогических наук объясняла, что никакого криминала в «Петрове и Васечкине» не видит. Институт художественного воспитания АН СССР общим собранием принимал решение, что фильмы даже полезно показать подрастающему поколению, ибо, разговаривая с ним на его языке, они, безусловно, с успехом преподадут ему ряд важных нравственных уроков… Дмитрий Кабалевский давал заключение, что музыка Островской имеет полное право на существование. Сергей Михалков примерно то же самое объяснял «Экрану» по поводу моих стихов, служивших текстами к песням. Пытались защитить картины Наталья Сац и Анатолий Алексин…

Я мог бы продолжать и продолжать этот список, тем более что с огромной благодарностью вспоминаю всех людей, пытавшихся мне помочь. Увы, все оказалось бесполезно. Время было смутное, куда повернет недавно пришедший к власти Андропов, было не совсем ясно, и Гостелерадио совершенно не хотело рисковать, выпуская мои фильмы на общесоюзный экран.

Тем не менее я не сдавался, и однажды меня вызвали к считавшемуся всесильным первому заместителю председателя Гостелерадио СССР Энверу Мамедову. Войдя в огромный кабинет, я не сразу обнаружил его хозяина.