Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

Этот жест был по достоинству оценен в зале.

— Качай их!!! — заревел зал.

Восторженные поклонники актерского искусства бросились на сцену, подхватили Петрова и Машу, и они поочередно, под общие радостные крики стали взлетать к потолку.

Васечкина никто не замечал.

И даже когда ликующая толпа потекла из зала прямо мимо него, неся над собой Петрова и Машу, его по-прежнему никто не заметил. Впрочем, Маша, может быть, и заметила, но сделала вид, что не замечает.

Вот этого Васечкин уж совсем выдержать не мог. И так вся эта нафантазированная им сцена петровского триумфа была для него очень болезненной, но Машин небрежный взгляд, промелькнувший в его воспаленном воображении — нет, это было уже слишком! Васечкин в отчаянии ударился головой об стенку…

Большая шишка вздулась у него на лбу. Васечкин потер лоб и снова вперил неподвижный взгляд в фотографию, висевшую на стене. Во втором ряду стояли Петров и Васечкин, а чуть пониже, в первом, — Маша Старцева.

Васечкин в последний раз посмотрел на улыбающегося Петрова, потом неожиданно рванулся, схватил пальто и пулей вылетел на улицу.

Между тем Петров, завершив наконец свой сценический труд, стоя за кулисами, стаскивал с себя костюм волка. Он вынул из кармана длинную шпаргалку, с облегчением скатал ее в шарик и выбросил вон.

— Молодец, ле лю гри! — ухмыльнулся один из старшеклассников.

— Мерси боку! — скромно сказал Петров, тщетно пытаясь разглядеть за их спинами, что происходит на сцене.

Отчаявшись что-либо увидеть, Петров вздохнул и пошел в зал. Дело в том, что он очень хотел увидеть конец спектакля, вернее, ему хотелось как простому зрителю насладиться высоким мастерством актеров 4го «Б», а точнее — Маши Старцевой.

Он скромно сел с краю, искренне удивляясь тому, что никто не обращает на него внимания. Все почему-то смотрели на сцену, а не на живого ле лю гри. Петров сделал вид, что это ему безразлично, и тоже стал смотреть на сцену.

На сцене тем временем происходило следующее.

Красная Шапочка, бабушка и дровосеки молча стояли и напряженно слушали вконец разошедшегося Горошко без всякой надежды вставить в его русский перевод свои французские реплики.

— Ах, дорогая внученька! — кричал Горошко, голосом и пластикой изображая спасенную бабушку, — Любимая моя Красная Шапочка! Наконец мы с тобой живы-здоровы и всем того же желаем! — говорил он, неожиданно обращаясь к залу. — Ах, дорогая бабушка! — кричал он уже голосом Красной Шапочки. — Как хорошо, что мы избавились от этого проклятого Серого Волка! Поздравляю тебя с нашим освобождением! Желаю тебе здоровья и успехов в учебе!

Надо сказать, что зал давно уже посмеивался над происходящим. Кому же было совсем не до смеха, так это Инне Андреевне.

— Занавес! — громким шепотом закричала она старшеклассникам. — Давайте занавес!

Но занавес как назло заело. Причем заело как следует.

— Уходите! — еще громче зашептала находящимся па сцене вконец отчаявшаяся Инна Андреевна. — Поклонитесь и уходите! Будем «Кота» играть!

Дровосеки, бабушка и Маша, услышав отчаянный шепот руководительницы, неловко кивнув зрителям, стали двигаться к кулисам.

— Куда же вы, товарищи дровосеки? — завопил Горошко голосом бабушки.

Дровосеки ускорили шаг.

— Шкуру волка сдайте куда следует! — орал им вслед вконец разошедшийся Горошко.

Он готовился сказать еще что-то, но в это время совсем было ушедшую за кулисы Машу вдруг осенило. Она вернулась на сцену и высоким трепетным голосом запела уже упомянутую ранее французскую народную песенку.

— В песне поется!.. — начал было Горошко, но тут уж на него зашикали все. Горошко обиделся и замолчал.

Маша шла по лесу, собирала цветы и пела песенку, точно так же, как и в начале спектакля.

Инна Андреевна прислонилась к стене перевести дух.

И надо ж было случиться так, что именно в этот момент за кулисами появился Васечкин.

Увидев на сцене поющую Машу, он поискал глазами Петрова, но не нашел его. К радостному своему недоумению, Петрова он обнаружил сидящим в зале. Еще большую радость и удивление вызвал у него костюм волка, который словно ждал его, распростершись на стуле.

Дальше удивляться времени не было. Васечкину стало ясно, что спектакль только что начался.

Маша уже начала петь последний куплет, когда Васечкин, мигом надев костюм, выскочил на сцену в счастливой уверенности, что он прибежал как нельзя вовремя.

— Смотри-ка, живехонек! — прокомментировал кто-то из третьего ряда.