Фрида Нильсон - Тонкий меч

К сожалению, сам хозяин был отличным игроком. И вдобавок знал много всяких профессиональных словечек, которыми сыпал постоянно. «Разбойник!» [3] Разбойник — шар, прошедший все ворота. Прим. ред. , «В масле!» [4] В масле — шар, остановившийся в створке ворот. Прим. ред. , «Крокировка!» [5] Крокировка — удар своим шаром по шару другого игрока. Прим. ред. После каждого моего удара он кричал: «Шикарно, Саша!» — тем самым тоном, который я больше всего ненавидел. Небо оставалось неизменно голубым, Банке постоянно подносил морс и торты — все это было ужасно!

В наборе для крокета имелось шесть шаров. У Семиллы — зеленый, у Господина Смерть — желтый. Трине достался красный, Принцессе — черный, Хёдеру — оранжевый, а мне — синий.

Я собрался провести свой шар через очередные воротца. Господин Смерть и Семилла стояли в тени и о чем-то беседовали.

— Бью! — объявил я громко.

Но тут Господин Смерть бросился ко мне со всех ног, так что полы халата разлетелись на ветру.

— Дай-ка я тебе покажу, как надо, Саша, — предложил он.

— Сам справлюсь, — буркнул я.

Но он уже обхватил меня и взялся за рукоятку молотка. От него пахло мужским одеколоном и потом.

— Сначала примерься, — посоветовал он негромко. — Отсюда ты легко сможешь сделать рокировку.

Он вытянул палец и указал на зеленый шар, лежавший рядом с моим синим.

— Только бей осторожно, — предупредил он, а потом замахнулся молотком, управляя моей рукой, и — бац! — мой мяч слегка коснулся мяча Семиллы.

— Полюбуйся! — обрадовался Господин Смерть. — Совсем неплохо. А теперь ты отсюда сможешь крокировать.

— Эй, Саша, — крикнула Принцесса, — выше нос!

— Крокирую, — объявил я и прицелился. Голубые глаза Семиллы неотрывно следили за мной, напряженно и заинтересованно.

— Раз-два-три-ПЛИ! — прошептал Господин Смерть. — Садани как следует!

И я саданул. Зеленый шар Семиллы улетел далеко в сторону и с треском врезался в живую изгородь. Вытянувшись в ряд, на небольшом расстоянии друг от друга стояли невысокие деревья, которые я раньше принимал за ели. По обе стороны от них были узкие низкие проходы — туннели, образованные свисающими почти до земли ветвями.

— О нет! — простонала Семилла.

— Ха-ха, теперь тебе доставать! — сказал я.

Господин Смерть упер руки в боки и подбадривающе посмотрел на нее.

— Да, задачка непростая, — проговорил он.

Семилла погрозила мне кулаком, но в шутку — это ведь была игра. После Господина Смерть она играла лучше всех. Она присела на корточки и, не выпуская из рук молотка, нырнула под колючие ветки. Да, малоприятная задача, особенно когда ты в рубашке без рукавов.

Господин Смерть уселся на садовую скамейку, закинул ногу на ногу и извлек из кармана протокол, где записывал все очки. Потом достал огрызок карандаша, зажал его зубами и погрузился в размышления.

— Ну как, привыкаешь? — спросил Хёдер.

— Не знаю, — буркнул я. — Мне кажется, лучше все-таки играть по обычным правилам.

Принцесса вздохнула, задрала мордочку к солнцу и зажмурилась.

— Знаешь, что мне больше всего нравится в Господине Смерть? — спросила она. — То, что возле него невозможно грустить. — Она посмотрела на Трине и Хёдера. — Правда ведь?

Трине пожал плечами.

— Ну да. Я хочу сказать, твоя правда.

— Мне кажется, — заметил Хёдер, — что Господин Смерть в каждого вселяет уверенность: все будет в порядке.

— Точно! — согласилась Принцесса. — Именно это я и имела в виду.

— Интересно, как у него получается?.. — спросил Трине.

Но ни у кого, даже у Принцессы, которая столько всего знала, не нашлось ответа на этот вопрос.

А я подумал: вот так же я чувствовал себя рядом с Семиллой. Пока она не заболела. Семилла всегда могла утешить меня и развеселить. Одной-единственной улыбкой словно говорила: не тужи об этом. И мои тревоги проходили.

— Может, это потому, что Господин Смерть создал тебя? — сказал я, вспомнив, как объяснял садовник Спартакус свою безграничную любовь. — Потому что ты — его творение?

Друзья, кажется, задумались над моими словами, а потом Принцесса кивнула:

— Да, возможно, ты прав.

— Но я-то не его творение, — напомнил я. — Поэтому и чувствую себя иначе.

Я посмотрел на живую изгородь, где глубоко в тени мелькала ночная рубашка Семиллы, а ветви раскачивались от ее движений.

Потом я перевел взгляд на Господина Смерть. Он сидел и обдумывал, как распределить очки, чтобы все остались довольны. Может, я сумел бы простить его, раз своей любовью он излечил Семиллу? Может быть, я сумел бы лучше к нему относиться?