Октав Панку-Яшь - Долго еще до вечера?

— Бедненькая ты моя, — говорю. — Никто тебе в этом доме ни в чем не поможет.

— Ну и скоморох ты, — смеется она.

Звонит телефон. Опять этот умник Виктор.

— Эй, тебе не скучно? — спрашивает.

— Скучно, — говорю. — Зеваю от скуки и всем звоню.

— Врешь!

— Разумеется. Кто же тебя заставляет глупости спрашивать?

ДОРОГИЕ ТОВАРИЩИ, положение аховое, удивляюсь, что вы еще посмеиваетесь. Вчера какой-то умник насыпал соли в компот самой красивой девочке из Васлуя, сегодня неизвестно кто вымазал дверные ручки повидлом. Да что здесь — цирк или лагерь? Прошу уняться, вы уже взрослые, должны бы хоть чуточку думать!

Сказав так, вожатый отряда вышел из спальни. Все это — мое краткое изложение его слов, по существу — изложение точное, понимаете, но язык полностью мой. Вожатый — преподаватель румынского языка, представляете, не одну библиотеку прочитал, он наверняка и во сне бы не сказал: «положение аховое» и другие такие словечки, которые я себе позволяю, потому что мне нравится думать, будто я острослов. Разумеется, и «самой красивой девочке из Васлуя» он тоже не говорил, это тоже мои слова, васлуйская девчонка худа как щепка и, когда подносит стакан ко рту, то оттопыривает мизинец; это я нарочно назвал ее красивой, ну, правда, хоть бы время скорее шло, чтобы я повзрослел, стал серьезнее, только глупости вытворяю, целыми днями паясничаю.

Но оставим самокритику, мне она, видать, не поможет. Так вот, умник, который насыпал соли в компот васлуйской девчонке, и неизвестно кто, который вымазал повидлом дверную ручку (не дверные ручки, все-таки разница!) — одно и то же лицо, то есть я, черт бы меня побрал! Я хотел ребят позабавить, ужасно люблю строить из себя клоуна, а теперь вот не знаю, куда глаза девать, хоть в лес беги и до самой весны не показывайся.

— Брось ты, — говорит Маноле, — пройдет и забудется.

— Черта с два пройдет, — отвечаю. — Ничего не пройдет! Едва начинается.

— Не глупи, — говорит его брат-близнец Кэлин. — Вожатый у нас такого еще поискать!

— Верно, — говорю, — поискать, да только речь теперь обо мне.

— У тебя такой вид, будто тебя совесть заела, — говорит математик, не знаю, как его зовут, у него имя какого-то римского императора, не то Октавиан, не то Цезарь, в общем, что-то вроде этого.

— Вот именно, заела, — отвечаю. — Надо что-то делать, а что не знаю.

— Брось свои шуточки, — говорит математик-император. — Давайте спать, приснится тебе, что ты ангелочек, и завтра все позабудется.

— Ни за что не лягу, — говорю. — Ночью я сплю как убитый, и завтра таким же оболтусом встану.

— Ладно, как хочешь, но хоть нам-то спать не мешай.

— Спокойной ночи! — кричу им и выхожу в коридор.

В коридоре горит свет. Я немного походил там, засунув руки в карманы, поглазел на снимки в рамках, один — из Биказа, другой — из долины Олта, на третьем крохотная турбаза на заснеженной горной вершине, такой снимок, что только взглянешь, сразу холодно станет.

Выхожу на аллею, сворачиваю влево, подхожу к девчоночьей вилле. Девчонки еще не легли, горнист только что протрубил, я слышу, как они громко смеются и разговаривают. Мне не очень-то хватает смелости постучать в окно, ведь им ничего не стоит меня и подушками забросать, но надо расхрабриться, пускай хоть стульями закидают. Стучу. Появляется одна — Корина, очень симпатичная девчонка.

— Чего тебе? — спрашивает.

— Позови васлуянку, — прошу.

— Которую? Их у нас две.

Я чуть не сказал: ту, которая мизинец оттопыривает, когда подносит стакан ко рту.

— Высокую.

— Обе высокие.

— Тогда зови обеих!

Немного погодя в окно высунулись васлуянки.

— К тебе у меня нет никакого дела, — говорю одной. — Извини, напрасно побеспокоил.

Она обозвала меня неотесанным и испарилась. Осталась та, которой я солонку в компот опрокинул.

— Я пришел сказать тебе, что это я соли в компот насыпал.

— Благодарю за информацию.

— И еще я пришел попросить прощения.

— А ты…

Не досказала, кто я. Я отвечаю:

— Я все, что ты хочешь! Только прости.

— Иди-ка ты лучше ложись!

— Не могу! Со мной происходит что-то невероятное.

— Что?

— Сам не знаю. Наверно, мне хочется стать порядочным парнем.

— Давно пора.

— Поверь, я серьезно. Со мной происходит что-то невероятное. Ты меня простишь?

— Подумаю и завтра скажу.

— Ты бы оказала мне большую услугу, если бы простила сейчас.

— Ладно, иди!

— Я больше, не буду тебе досаждать, обещаю!