Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– На острове есть козы? – удивилась Вайолет.

– Много-много лет назад к острову прибило стадо диких коз, – ответила Пятница. – Они свободно бродят где хотят, кроме тех случаев, когда требуется отвезти лишние вещи в чащобу на другую сторону острова, вон на тот скат.

– Скат? – переспросила Солнышко.

– Это значит – крутой склон, – сказал Клаус, – а чащоба – место, где растут деревья.

– Вообще-то, в чащобе растет всего одна громадная яблоня, – добавила Пятница. – Так я, по крайней мере, слышала.

– Ты никогда не бывала на другой стороне острова? – опять удивилась Вайолет.

– Никто туда не ходит, – ответила Пятница. – Ишмаэль считает, что это слишком опасно из-за всего натащенного туда хлама. Никто даже не собирает горьких яблок с дерева, кроме как в День принятия решения.

– Праздник? – поинтересовалась Солнышко.

– Да, пожалуй, что-то вроде праздника. Один раз в году в этом районе моря наступает прилив и прибрежную отмель затапливает. Это единственный момент, когда от острова может отплыть лодка. Целый год мы строим огромную лодку типа каноэ, и в тот день, когда начинается прилив, мы устраиваем праздник и представление, каждый показывает что умеет, а потом тот, кто хочет покинуть колонию, делает так: откусывает кусок горького яблока и выплевывает его на землю, после чего садится в лодку и прощается со всеми остальными.

– Гадость, – пробормотала младшая Бодлер, представив себе кучу людей, плюющихся яблоками.

– Ничего не гадость. – Пятница нахмурила брови. – Это очень важный обычай в колонии.

– Я уверена, что он замечательный. – Вайолет бросила на сестру строгий взгляд, напоминая ей, что порицать чужие обычаи невежливо.

– Вот именно, – подтвердила Пятница. – Конечно, редко кто покидает остров. С давних пор, еще до того, как я родилась, в сущности, не уплыл ни один человек. Так что каждый год мы просто поджигаем лодку и сталкиваем в море. Горящая лодка, медленно исчезающая на горизонте, – чудесное зрелище.

– Да, наверное, это чудесно, – проговорил Клаус, про себя подумав, что звучит это скорее жутко. – Но по-моему, жалко попусту каждый год строить каноэ только для того, чтобы сжечь.

– Зато у нас есть занятие. – Пятница пожала плечами. – Кроме строительства лодки, у нас на острове не особенно много занятий. Мы ловим рыбу, готовим пищу, стираем, но все равно остается много свободного времени.

– Стряпня? – с надеждой спросила Солнышко.

– Сестра у нас что-то вроде повара, – сказал Клаус. – Она наверняка будет рада помочь с готовкой.

Пятница улыбнулась и сунула руки в глубокие карманы платья.

– Буду иметь в виду, – отозвалась она. – Вы уверены, что не хотите еще глоточек сердечного?

Все трое Бодлеров покачали головой.

– Нет, спасибо, – ответила Вайолет, – но все равно ты очень любезна.

– Ишмаэль говорит, что со всеми людьми надо обращаться любезно, – сказала Пятница, – если только люди не проявляют нелюбезности. Поэтому я и не взяла с собой на остров этого отвратительного Графа Олафа. Вы путешествовали вместе с ним?

Бодлеры переглянулись, не зная, как ответить на этот вопрос. С одной стороны, Пятница была очень сердечна, но, так же как и сердечное, которым она их угостила, в ее описании жизни на острове помимо сладости проскальзывало что-то другое. Обычаи в колонии показались детям очень суровыми, и хотя они испытывали облегчение, избавившись от общества Графа Олафа, бросить его на отмели было как-то жестоко. Правда, сам он не задумываясь поступил бы так же с сиротами, если бы представилась такая возможность. Вайолет, Клаус и Солнышко не знали, как поведет себя Пятница, если они признаются, что приплыли вместе с негодяем, поэтому ответили не сразу. Но тут средний Бодлер вспомнил одно выражение из книжки про очень, очень вежливых людей.

– Это как посмотреть, – ответил он фразой, которая звучит как ответ, но не имеет ни малейшего смысла.

Пятница бросила на Клауса пытливый взгляд, но в этот момент прибрежная отмель кончилась, и все они уже стояли на краю острова. Берег перед ними постепенно поднимался, песок был такой белый, что белое платье Пятницы почти сливалось с ним, наверху на склоне лежала лодка, сплетенная из тростника и ветвей деревьев, и выглядела она почти законченной, а стало быть, очевидно, близился День принятия решения. За лодкой высилась огромная белая палатка длиной со школьный автобус. Бодлеры вошли вслед за Пятницей внутрь палатки и, к своему удивлению, увидели, что там полно коз, которые дремали, лежа на земле. Козы были привязаны друг к другу толстой лохматой веревкой, а над ними возвышался старик. Он улыбался Бодлерам сквозь бороду, густую и нечесаную, точно шерсть на этих козах, восседая на громадном кресле, сделанном из белой глины, а перед ним, там, где должны были находиться его ноги, поднимались еще два невысоких глиняных столбика. На нем было такое же одеяние, как на Пятнице, и такая же раковина висела у него на поясе, и таким же сердечным, как у Пятницы, голосом он обратился с улыбкой к Бодлерам.