— Кинь грести! Вынимай!
Гребец сложил весла и кинулся помогать тяглецу и зуйку вынимать ярус. И тяглец и зуёк были уже мокры от дождя и брызг. Волна крутела. Ветер срывал верхушки волн и ошметками кидал в шняку.
— Андели христовых родителей, взводнище-то какой! В силу выботать. Земнородные, побезтужьтесь! — кричал Бодряной.
Ярус выбирали тяглец и весельщик и кидали в лодку, не снимая с крючьев рыбы. Зуёк выкачивал лотком из лодки воду.
— Бросать ярус надо! — крикнул кор-щику гребец, — гляди: волны идут парусами…
— Я те брошу, алырник! Не твой ярус-то, так покинуть в окияне!
Корщик замахнулся издали на покрученников, поискал вокруг себя батога иль полена, но ничем достать работников не мог и вместо них ударил кулаком по голове зуйка.
— Ах ты, адожной, о брюхе тольки и думаешь! Ярус-от не твой?!.
— Ты, поди, покланяйся сам, старый дьявол, — кричал тяглец, не переставая сгибаться и разгибаться враз с весельщиком, перехватывая снасть…
Кузьма плакал, упав на борт головой.
— Чего бырдашь! — закричал на него кортик. — В море слезы ронишь, — али вморе соли мало. Качай воду, окоем проклятой.
Кузьма стал опять выплескивать воду. Руки его закоченели, — рукавицы были полны водой.
Шняка прыгала с волны на вал Летели густые хлопья снегу, облипая судно…
— Гляди, конец ей, братцы… — обрадованно крикнул корщик покрученникам.
И будто бы по слову корщика оборвался шквал. Бухмарь уносилась к юго-востоку сначала седой, потом черной и на краю моря синей стеной. Блеснуло солнце. Открылась даль.
Тяглец с весельщиком вынули последний кубас и береговой якорь. Кормовая кладь шняки была полна под снегом, средь запутанных снастей рыбами — они еще били плесками.
Шквал прошел, и хоть волны становились круче, но шли грядой. Корщик привел лодейку к ветру, и перестало заливать…
— Гляди, братцы, никак и асеи от взводня в нашу губу идут. Что с ними содеялось такова?
Корщик указал: на правом траверсе — курсом на зюйд шел черный двухмачтовый тралер, дым у него был загнут вперед по ходу длинной лентой…
— Попадка нам будет, братцы, трудная. Поднатужьтесь, други милые, человеки земнородные! — поощрял корщик севших в весла рядом на гребной банке тяглеца и весельщика… Шняку мчало ветром и волнами к материку. Тралер пропал из виду. Черные, запягненные снегом утесы разом всплыли пред рыбаками из взбаламученного моря в грозной россыпи прибоя.
Гребцы выбивались из сил. Корщик трафил попасть в свою губу [13] Узкий извилистый залив — то же, что фьорд.
, минуя "поливухи" — подводные камни у входа. Самых камней не было видно, но там, где они, волны взбивало в облака брызг и пены. Зуёк Кузьма вцепился в борт окоченелыми пальцами и ждал, что будет. Надвигался черный каменный берег. Напрасно корщик взывал "Побезтужьтесь, братцы", — ветер, с воем отпрянув от прямых стен пахт, гнал шняку неудержимо к закату: вода пошла на убыль; под берегом была толчея стоячих волн; чтобы не опрокинуло судно, корщик повернул к ветру. "Молись, братцы, богу — пришел последний час!" — крикнул он товарищам. Гребцы бросили грести. Кузьма, как шняка повернула по ветру, очутился лицом к морю и увидал, что давешний тралер снова идет теперь встречным курсом, отыскивая вход фьорда. Зуёк хотел крикнуть и не мог, оторвал насильно застывшую руку от борта и вяло махнул ею в сторону моря. Корщик взглянул туда, размотал с шеи шарф и стал им махать…
— Маши, братцы, може "асеи" нас вызволят. Самим не выботать.
Весельщик и тяглец тоже сняли шарфы и замахали ими…
Штурвальный матрос на тралере № 213 сказал Толстому Джонни:
— Справа по курсу, шкипер. Лодка терпит бедствие.
Толстый Джонни смотрел в бинокль, отыскивая вход фьорда в тумане брызг прибоя.
Рулевой повторил настойчиво:
— Справа по курсу, шкипер. Лодка просит помощи.
Толстый Джонни невнятно выругался и продолжал смотреть попрежнему вперед.
Это было чересчур. Кингстоунские рыбаки никогда не оставляют в беде без помощи товарищей, к какой бы нации они ни принадлежали. Рулевой самовольно скатал руля, и тралер повернул прямо на гибнущее судно к берегу…
Толстый Джонни оторвался от бинокля и отрывисто приказал:
Читать дальше