Сергей Григорьев - Зуёк Койзмэн и кок Асей

— Ну, теперь наши завьют твоему борову хвостик! Идем-ка от греха подале!

Зуёк и кок за ним идут тропинкой в гору. И скоро залив, тралер, миноносец и становище скрываются от взоров за порослью березок и осин.

Зуёк знал все тропинки вокруг стана километров на пятнадцать. Дальше, он слышал, что летняя порога на Киркенес идет "вдоль земли" и по Пайс-реке, её берегами. Начало их пути было веселою прогулкой. Приустав, зуёк и кок садились отдыхать, курили, разводили огонь, кипятили чай и пили. Кок угощал Койзмэна сухарями и вареньем, и зуёк, не уклоняясь, принимал угощение как должное. За чаем оба болтали, не понимая друг друга, но из вежливости кок слушал Койзмэна, когда тот что-то ему рассказывал по-русски, и важно кивал головой; затем, когда, устав, зуёк смолкал, начинал говорить Асей, и очередь слушать непонятное наставала для зуйка. Он тоже качал головой, и в тех местах, где речь кока становилась оживленней, и зуёк, понимал, что парень "заливает". Койзмэн деликатно таращил глаза и раскрывал рот, чтобы яснее изобразить изумление перед тем, что ему рассказывал Асей. Потом они, довольные друг другом, собирали свои пожитки и снова шли по тропинке, ведомой только Койзмэну. К вечеру — от бессонной ночи, от шикарного ужина на тралере, от устали — у Койзмэна испортилось настроение. Неведомо за что он сердился на Асея и иногда, к нему обращаясь, кричал:

— Опять отстал, морская выдра!

На что кок Асей, подмигнув, добродушно отвечал:

— Москов? Лонг ис вай ту Москов! [23] Москва? До Москвы далеко!

Зуёк сердился:

— Заладил свой "москов". Москва-то, брат, вон где!.. Ты иди, куда тебя ведут, не разговаривай! Да не отставай.

— Иес, Койзмэн.

Через час Койзмэн сел переобуваться: ногу портянкой натерло. Кок Асей догнал его, кивнул, сломал палочку, надел на нее чемоданчик и, закинув за плечо, пошел дальше тем же неторопливым шагом…

Койзмэн переобулся, оправился и пошел догонять Асея. На тропинке его не было видно. Вспомнив, что тут близко росстань к черному порогу, Койзмэн зашагал быстрее. Со мшарины [24] Сухой торфяник. тропинка перешла на каменный крап обрывистой скалы, внизу шумел покрытый пеной ручей… И откуда-то издали слышался более мощный гул — словно на вершняках мельницы весною. Дальше снова торфяник, потом березовая роща. Тут тропинка делилась надвое. Койзмэн стал на росстани. Свистнул, закричал: "Эй, кок Асей!" Вторьем отозвалась гора напротив. Все молчало. Звеня, толклась мошкара. Койзмэн внимательно осмотрел кусты, — нигде не было залома. Койзмэн погрозил кулаком вслед Асею — для верности по направлению обеих тропинок. По которой тот пошел? Направо шла зимняя тропа к черному порогу, налево — к Пайс-реке, пониже водопада. Туда и надо было направляться.

Койзмэн надломил налево от тропинки верхушку березы в знак того, что он повернул налево, и, ускорив шаг, пошел по тропинке к Пайс-реке. Скоро затих за горою дальний рев порога. Тропинка спускалась меж гор вдоль горного ручья. Блеснула впереди лумбола быстрой Пайс-реки. На берегу — пырт с открытой дверью, около него вверх коргом опрокинут почтовый карбасок. На берегу — никого. Койзмэн почти добежал до пырта, заглянул в него — пусто. Койзмэн снял котомку, вынул из нее нож, повесил котомку на гвоздь в пырте и побежал назад на росстань — очевидно, кок Асей повернул направо к черному порогу.

Солнце уже склонилось на полночь. Зуёк Койзмэн достиг снова развилки тропки, где сделал залом. Тут он снова осмотрел кустарник: нет ли еще сломанной после него ветки. Нет, только поникшая вершинкой сломанная им березка явно выделялась среди ветвей начавшей уже вянуть листвой. Койзмэн отломил ее, забросил в кусты и задумался. Кок Асей мог за это время вернуться и пойти к тому месту, где Койзмэн переобувался. Поймет ли он, вернувшись снова, знак? Койзмэн нагнул с обеих сторон левой тропинки вершинами к средине две тонких березки и, связав их, преградил тут ход:

— Сюда не ходи! — прибавил он и пустился, надломив ветку направо от тропинки, по ней к порогу.

Направо шла не летняя тропа, а зимняя тайбола. От росстани, где и зимой тай-бола вилась меж заросли березок, можно было принять ее за летнюю дорогу, но, выйдя из берез, зимней дорогой на оленях катились прямо вправо под гору по снегу. Теперь тут был голый камень. Среди серозеленых порослей черный округлый бок горы, спадая вниз бугром, был словно горб морского зверя среди волн. Койзмэн осмотрелся. По опыту он знал, что пеший не решится итти под гору по камню туда, откуда шумел средь гор порог. Наверное, кок Асей пошел по краю ската вдоль кустов. Койзмэн покричал и двинулся дальше. Он ворчал про себя, браня Асея. Сердце его билось тревожно: теперь он был почти уверен, что кок Асей попал на черную осыпь… Койзмэн шел вперед, внимательно поглядывая под ноги. Гранит чернел и словно шелушился. Шум порога ближе. Справа скат круче, и вместо камня черный обрыв рудных сланцев. Подмываемый ревучим потоком бок горы оседал, рушась в нее уступами, и эти уступы имели вид тропинок. Должно быть, по одной из них и шел вперед Асей… Койзмэн покричал еще и, не получив ответа, стал осматривать уступы и скоро на одном из них, словно обрезанном по краю рощи, нашел свежий след от башмаков Асея: Койзмэн знал смысл этого свежего уступа: это значило, что порог подрылся снизу глубоко под стену сланцев, и, слегка осев, весь бок горы готовился низринуться черным обвалом в гремучий пенистый поток. Койзмэн знал, что его шагов может быть достаточно, чтобы нарушить покой готового обвала. Там, где прошел Асей — да и прошел ли, — Койзмэнитти за ним не решился. Зуёк взобрался выше и стал пробираться над краем оползня среди густых берез… Порой Койзмэн останавливался и кричал. Ответа не было. Койзмэн подходит к самому краю обрыва…