У ней так славно это вышло, что я не выдержал и ее поцеловал. Тогда она сейчас же соскочила с моих колен, и говорит чужим каким-то голосом:
— Этим шутить нельзя. Ну, пока — прощай. Приходи к нам в общежитие, когда захочешь.
15 октября.
Вчера пришел ко мне Корсунцев, и, узнав, что я два дня не обедал, говорит:
— Ну, что с тобой делать? Пойдем в одно место, там тебя накормят. Только хорошо было бы, если бы ты фокстрот умел танцовать.
Я даже глаза вытаращил:
— А ты — разве умеешь?
— Я все умею, — говорит Корсунцев. — В наше время без уменья пропадешь. Штаны-то у тебя другие есть?
— Как раз сегодня хотел продавать.
— Два дня не обедал — и не продал? Вот так гусь! Но все-таки хорошо, что не продал. Становись против меня, вот так!
Он обхватил меня и стал учить танцовать фокстрот! Я все время наступал ему на ноги, потому что в жизни не танцовал и презирал всякие танцы, а Корсунцев ругался:
— Вот неуклюжий медведь! Да не так! Начинай сызнова! Ну? Раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре...
Когда я малость понял, в чем дело, Корсунцев заставил меня петь вместе с ним:
— Хооо-дят по улицам фашисс-ты, к дамам они приста-ют...
И под это мы с ним танцовали. Мне было очень неловко, точно я делаю что-то противное идеологии, кроме того — мутило в глазах и тошнило от голода, но все-таки я диким голосом тянул за Корсунцевым:
— Нооо я отвечу не робе-я! Я не могу без чи-чис-бе-я...
Наконец, Корсунцев сказал:
— Ну, готово. Почистись и надень другие штаны. Я так и сделал, и мы отправились. По дороге я говорю Корсунцеву:
— Никогда в жизни не думал, что буду танцовать фокстрот.
— Ты, наверное, не думал и о том, что придется не обедать два дня, а пришлось. Наверное, думаешь, что танцовать—недостойно революционера? Брось, теперь не время разбирать, что достойно, что недостойно. Военный коммунизм был — и прошел. Теперь — нэп. Ведь вот, известно, что мы учимся и должны учиться торговать. Ну, а почему кстати не поучиться танцовать? Веселье не помешает. Давно уже признано, что молодежь не должна монашествовать. Ну, а кроме того, во время танцев гораздо ближе сходишься с девчатами. Ты не знаешь, они ведь во время танцев тааа-ют... Но я отвечу не робе-я! — запел он вдруг во весь голос с очень самодовольным видом — и сразу оборвал. — Ты только помни: не дрейфить. Держись уверенно. На ногу наступишь — не беда.
— А что делать тогда?
— Главное — не извиняйся, а лучше что-нибудь пошути, или сделай вид, что твоя дама виновата — ноги подставляет.
Пришли мы в какую-то буржуазную квартиру, и сейчас же в переднюю выскочили какие-то гражданки которые называли Корсунцева Никсом, и потащили его за собой. Я разделся, постоял некоторое время дурак-дураком, и уже хотел задать дралка — так мне было неловко, как вдруг заметил, что дверь в кухню открыта и там лежит на столе нарезанная колбаса. Я, недолго думая, шагнул в кухню, схватил куски колбасы и напихал их в рот. Стал, давясь, жевать, насовал еще колбасы в карман, как вдруг кто-то идет. Я оглянулся, и вижу, что это какая-то толстая гражданка.
— Вы к кому, гражданин? — спрашивает она.
— Я... с Корсунцевым, — сказал я, засунув колбасу языком за щеку. — Фокстрот танцовать.
— Если фокстрот, то это к Пепеляевым, а не к нам. К нам один звонок, а к Пепеляевым — три. Вообще к Пепеляевым подозрительные люди ходят.
— Да я не к вам и пришел, — отвечаю я, обозлившись.
— А что вы это на кухне делаете? — спрашивает она. — Тут не только пепеляевская посуда, тут нашей гораздо больше. И вообще эти фокстроты я не признаю!— вдруг повысила она голос и глядит на меня в упор. — Приходят разные... типы с флюсами (тут она поглядела на мою щеку), шарят по кухням, потом до утра топают и орут, а ты изволь отдуваться. Я этого так не оставлю, молодой человек, имейте это в виду!
Я уже хотел послать ее к чорту, как вдруг влетел Корсунцев.
— Ты где застрял, Костя? А я тебя представляю, оборачиваюсь, а тебя и нету. Идем!
А дама продолжает:
— Тут сахару нигде не достанешь, а они фокстрот отплясывают...
— Это у кого сахару нету? — спрашивает Корсунцев.— У вас, мадам? Я вам достану сахару, мадам. Сколько вам кило?
— А вы серьезно можете? — спрашивает дама.
— Сколько угодно! Ведь, это временная заминка из-за неувязки хозорганов. А вообще — сахар есть.
Вынул книжку и записал, сколько ей сахару. После этого мы пошли в большую комнату, где стоял накрытый стол и танцовало несколько пар под какой-то странный граммофон без трубы, хотя тут же стоял рояль.
Читать дальше