Н Огнев - Исход Никпетожа

— Нет, это не первый случай. Мне Марья Давыдовна рассказывала и говорила, что таких нужно сейчас же отправлять в милицию.

Вера тут на нее. Руки в карманы пальто засунула:

— Ну, идемте в милицию! Что же вы не идете в милицию? Идемте сейчас же в милицию. Ага, испугались! Что же вы тогда грозите милицией? Моментально идемте, ну?

А сама вся дрожит. А я даже не знаю, что мне делать: в землю провалиться, что ли? Эта дама повертелась во все стороны, видит, что делать нечего, дернула гражданина за рукав, и они оба ушли.

— Ну, и катись колбаской до самой кавказской, — говорит им вслед Вера, а сама нервно смеется. — А вашей Марье Давыдовне передайте от меня, что она — ду-у-ура! Ну, что, — видишь — драпанули? — спрашивает меня. — Это, если сдрейфить, так и вправду засыплешься. Но только идем отсюда, на нас все смотрят.

Мы с ней ушли, я по дороге и говорю:

— Ведь, это выходит какое-то жульничество, обман. Похоже, мы с тобой в чужие карманы залезаем?

— Никакого тут обмана нету, — отвечает Вера. — Они деньги платят, кинушка контрамарки получает, за которые тоже деньги уплочены, а ты — дурак. И молчи.

Пришли в другое кино. Там тоже очередь у кассы. Вот, опять идут: какой-то товарищ в кожаной куртке и пенснэ, и с ним — какой-то паренек лет пятнадцати. Вера к ним подошла.

— Вы в какую цену билеты хотите покупать?

А тот — не знаю, — догадался, что ли, как захохочет в ответ:

— Вы это что же, товарищ, деньги зарабатываете?

Вера спокойно отвечает:

— Нет, мы с товарищем хотели итти и не пойдем. Вам какие билеты?

— По восемьдесят пять копеек, — весело отвечает товарищ. — Два. Держите деньги.

Вера сейчас же к кассе, без всякой очереди. На нее вся очередь закричала:

— Куда лезете? Эй, гражданка, воротитесь! Не пропускайте без очереди, что за безобразие!

Вера обернулась на них:

— Имею полное право без очереди, билеты меняю.

Почему-то все замолчали. (Я бы не замолчал). Вера очень быстро всунулась в окошко кассы, и сейчас же катит с билетами:

— Вот, получайте: шестой ряд, два билета.

И сдачи дает. Гражданин очень ласково на нее смотрит и говорит:

— Молодец, девчина. Какого вуза?

— Третьего государственного. Ну, пойдем отсюда.

Гражданин кричит нам вслед:

— Эй, товарищ, да такого и вуза-то нету!

Вера, не оборачиваясь, крикнула:

— Будет!

А меня за руку тащит. Вышли мы на улицу, Вера на руке считает серебро и спрашивает:

— Ты что больше любишь: колбасу — или сыр?

— Колбасы — лучше.

— Вот видишь: девяносто копеек заработка. А ты говоришь — жульничество. Контрамарки по сорок, это я задолжала, надо отложить восемьдесят копеек. А девяносто — чистого. В магазине покупать не стоит — там студенческой нету. Лучше в ларьке.

В ларьке мы купили два с половиной фунта колбасы по двадцать, два фунта черного хлеба, потом еще Вера купила четыре конфетки по копейке, папирос за одиннадцать «Червонец», две коробки спичек и два соленых огурца.

— Ну, теперь к тебе пировать, — говорит Вера. — Ты где живешь и как тебя зовут?

Я сказал.

— А, это хорошо, что не в общежитии, — обрадовалась Вера.

— А ты сама не драпала ни разу? — спросил я.

— Случалось, — смеется Вера. — Один раз, то же самое, дама придралась, начала орать. На мою беду близко был мильтон. Он подошел — и хвать меня за рукав! Спрашивает: — «Что такое?» Я было вытащила вузовский билет, а дама разоряется, что я ее обокрасть хотела, и все такое. Пришлось бы итти в отделение. Я испугалась до слез. В это время сеанс кончился, и из зала толпой повалила публика. Я изо всей силы рванулась — и в толпу. Мильтона задержала выходящая публика, так что я успела завернуть в переулок. В переулке пришла в себя, и рассудила, что напрасно расстроилась и не настояла на том, чтобы вместе с дамой итти в отделение. Она все равно ничего доказать не могла, а я бы ей в отделении так бы напела, что она бы никогда больше не стала безобразничать. Хуже нет, — дамы.

Пришли ко мне в комнатенку, разложили на столе все покупки, и принялись пировать. Когда все раз’ели, Вера и говорит:

— Ну, теперь я у тебя на коленях посижу.

— Садись, если не очень тяжелая, — отвечаю я.

— А ты скажи, когда устанешь, — ответила Вера, и села ко мне на колени и принялась рассуждать: — Вот и вышел ты дурак со своим жульничеством.

— Нет, я все-таки чувствую здесь обман. Ведь, как ни верти, — кто-то в убытке? Мы пользуемся чужими деньгами.

— Во-первых, деньги есть наследие буржуазного строя, — важничает Вера. — А потом — разве труда не было? Ведь, деньги-то достаются за труд. Был труд, физический и умственный. Если бы мы с тобой лежали на постели и ждали, когда колбаса сама в рот прилетит, тогда было бы хуже. Ты мораль-то не разводи с голодным желудком. Впрочем, теперь мы сыты, и если хочешь, давай мо-ра-ли-зи-ровать.