Василий Голышкин - Пионеры

— Гербарий собери…

— Морских ракушек не забудь…

— О минералах помни…

Митя Архипов, круглолицый и всегда веселый мальчик из Можайска, обещал привезти в школу нечто необыкновенное. Обещать-то обещал, а что необыкновенное, не уточнил. Почему? Потому что и сам не знал, что такое необыкновенное он привезет в подарок школе.

Просто Артек, куда он ехал на каникулы, казался ему царством всего необыкновенного, и Митя решил, что из необыкновенного он что-нибудь необыкновенное да привезет.

Артек не обманул Митиных ожиданий. Он действительно оказался сказкой наяву, и Митя в первые дни останавливался, пораженный, в каком-нибудь дивном уголке и стоял, зажмурив глаза. А открыть боялся: откроет, а сказка вдруг пропадет… Но сказка никуда не пропадала, и Митя бежал искать по Артеку что-нибудь необыкновенное для своей родной школы.

В конце концов, он нашел нечто такое, чем собирался удивить не только школу, но и самих артековцев.

Однажды Митя вышел на пирс и стал с пирса смотреть в воду. Море было спокойное, и в прозрачной воде, как в аквариуме, будто на потеху Мите, резвились рыбешки, вспыхивали и гасли под лучами солнца перламутровые раковинки, изящно, как балерины на сцене, танцевали медузы. Вот эти медузы и натолкнули Митю на одну мысль.

Митя сбегал на берег, раздобыл ведро и сачок, с которым ребята охотились за бабочками для школьных коллекций, и стал удить медуз…

Потом вынес улов на берег, разложил медуз на припасенном заранее газетном листе и оставил в укромном местечке сохнуть на солнце. А чтобы медузы, чего доброго, не сгорели на солнце, Митя прикрыл их сосновой лапой.

Душа у Мити пела. Еще бы, привезти в школу сушеных медуз! Да все другие артековцы от зависти лопнут, узнав об этом. «Что ты везешь в школу?» — спросят они его перед отъездом. А он им: «Сушеных медуз». На другой день Митя сам похвастался, что повезет в школу нечто необыкновенное.

— Что, что необыкновенное? — насели на Митю ребята.

Митя не стал испытывать их терпения и повел на берег моря. Вот и сосновая лапа, прижатая к земле двумя камешками.

— Смотрите! — ликуя, крикнул Митя и, глядя прямо в глаза ребятам, поднял с земли колючую ветку. — Сушеные медузы!

Громкий смех заставил его взглянуть на свое сокровище. Где же медузы? Вместо них на газетном листе темнели четыре пятнышка — по числу выловленных им обитателей моря.

Ну разве он, Митя, знал, что медузы так лакомы, а солнце так прожорливо? Оно, наверное, и облизнуться не успело, как медузы растаяли у него на языке.

Море дышало тихо и ровно, как спящий человек. Таня Александрова стояла по колено в воде в розовом, как занимающийся рассвет, купальнике и разговаривала с дельфином. Разговаривала и ни капельки не удивлялась этому. Она давно слышала, что дельфинов считают разумными существами и их можно выучить человеческому языку. Значит, уже выучили одного, раз она с ним разговаривает…

Удивляло Таню другое — то, что беседа между нею и обитателем Черного моря велась по-английски, хотя этого языка Таня отродясь не знала. Не знала, а почему-то понимала все, что говорилось.

Вдруг дельфин стал нервничать и гнать Таню из воды.

— Уходи! — крикнул он по-английски, разинув острую, как сабля, пасть.

— Почему? — тоже по-английски спросила Таня.

— Шторм идет, буря! — крикнул дельфин и ушел в воду.

И вовремя! Налетел шторм и оглушил Таню разбойничьим свистом.

Таня испуганно вскрикнула и… проснулась. Испуг прошел, едва она увидела себя в спальне среди спящих подруг-артековок. Значит, дельфин ей приснился. А буря, шторм? Буря и шторм не приснились. До Тани доносится глухой вой ветра, громовой гул воды.

Таня достает ручные часики и при свете ночника смотрит на циферблат. До рассвета еще три часа! Тут же приказывает самой себе: спать, спать, спать!

Но сон не идет. Таня вспомнила, если сосчитать до тысячи, можно уснуть. Стала считать: раз — дельфин, два — дельфин, три — дельфин… Спохватилась: при чем тут дельфин? Ах да, он же ей только что снился…

Таня стала думать о дельфинах. Каково-то им там, в бушующем море? Швыряет их, должно быть, как щепки. А вдруг на берег выбросит? Пропадут дельфины. На берегу им не выжить, а до воды без чужой помощи не добраться.

При мысли о горькой участи дельфинов Тане становится не по себе. Ладошка жалости сжимает сердце. Она тихонько встает и подходит к окну. Окно огромное, во всю стену, и там, за окном, кромешная мгла. Ни зги не видно. Только ухо ловит отчаянные всплески волн.