Владимир Файнберг - Свет на вулкане

— Напротив? А где же сейчас Владик?

— На западе. За твоей спиной.

— Значит, мы сейчас посередине? Между СССР и США?

— Именно. (Ирина почувствовала, как его рука протянулась через киль и легла на ее волосы.) Мы — неприсоединившиеся страны.

Она закрыла глаза. Перед ней встало грустное лицо Маи.

— Слушай, тебе не кажется, здесь по ночам на самой вершине вулкана горит свет?

— На вулкане?

— Мае кажется, что там свет. Как звезда.

— Я по ночам обычно в океане, на лове, — раздраженно ответил Георгий. — Да и хватит о ней говорить. Ей пора под ноги глядеть, а не звезды считать!

Он рывком поднялся и, обогнув баркас, встал перед Ириной:

— Мне нужна ты. Я без тебя сдохну.

— А как же теперь Мая? — Ирина нехотя поднялась с блаженно-теплого борта баркаса.

Георгий схватил ее за руки:

— Что? Мая? Какая Мая? У меня с ней ничего не было! Ты! Только ты! Навсегда!

— Ну хорошо. — Ирина попыталась отстранить его руки. — А как же мама?

— Какая мама?

— Твоя. Ты бросил общество. Шикарная фраза! С оттенком дезертирства. Ну ладно, личное дело. А мама? Ты догадываешься, отчего умерла мать?

Георгий отшатнулся:

— Что знаешь ты про мою мать?

— Знаю. На судне сказали. Теперь я понимаю… Вот она умерла от одиночества. Ты гордо уехал. А она одна в Ленинграде, больная. Соседи телеграмму давали. Я знаю… Убил мать. Мог убить Майку.

Ирина хотела еще сказать, что презирает себя за то, что пошла с ним, но промолчала, вспомнив, что предстоит еще трудный путь назад.

Можно наконец содрать с себя влажную куртку, перекинуть через руку и шагать по жаркому солнышку, радуясь простым вещам: тому, что сегодня не нужно будет долго стоять в очереди (открылась новая столовая), и тому, что входишь в прекрасный ритм жизни — уже несколько дней занималась допоздна, много успела.

— Ну, выполнила? — нагнала красивая белокурая студентка — соседка по бараку.

— Ага! — оживленно ответила Мая. — А ты?

— Тоже. А вот она даже перевыполнила! — Белокурая кивнула на шагающую рядом подружку в туго повязанном черном платочке.

К удивлению Маи, это была Путилова.

— И мы перевыполнили! — крикнули две незнакомые девушки в брюках.

— Ну и чего орете?! — вмешался какой-то встречный рыбак в высоких резиновых ботфортах. — И надо выполнять, а не в портках ходить!

— Мы норму перевыполнили! — назло ему крикнули девушки в брюках.

И вдруг Мая, а с ней десятки девичьих голосов подхватили эту фразу и, наперекор пошлости, грубости, скандируя, понесли ее по всей дороге от завода к новой столовой:

— Мы норму пе-ре-вы-пол-ни-ли! Мы нор-му пе-ре-вы-пол-ни-ли!

И в новую столовку вошли с этой фразой.

Еще бы! Ныли кисти рук, разъеденные солевым раствором, ныли усталые от семичасового стояния ноги. Первая победа досталась тяжело — тем дороже она была. Пусть смеется, кто не понимает.

Вдалеке, за окном столовой, у пирса покачивались желтые мачты «Космонавта». На палубе шел какой-то ремонт — вспыхивали звезды электросварки.

Каждая из них была похожа на ночной огонек на вулкане.

«Приплыли… Значит, Георгий где-то рядом», — празднично подумала Мая. Вся усталость ее прошла, и компот, который взяла на третье, показался необычайно вкусным.

За соседним столом гомонили девушки из компании Путиловой и белокурой студентки. Собирались куда-то идти за навагой. Было еще рано, и заниматься совсем не хотелось.

— Девушки, возьмете меня? — спросила Мая, пытаясь разгрызть компотную косточку.

— Пошли! — повернулась к ней белокурая. — С камней напротив трубы ее до ужаса!

— Послушай, а как тебя зовут? — Мая встала и подсела к ним за стол. — Рядом живем, вместе работаем, а даже не знакомы.

— Да я Людмилка. А ты Мая, мы ведь все тебя запомнили.

— Почему меня?

— Да с первого дня, — не сдержала улыбку Людмилка, — ты еще про танцы спросила.

— Ну и зря ее оборжали, — неожиданно вмешалась Путилова. — Здесь возле погранзаставы клуб. Там танцы два раза в неделю. И под радиолу. И джаз — солдаты играют.

«Все-таки неплохая девушка эта усатая Путилова», — благодарно подумала Мая и с удовольствием отправилась с ними ловить на ужин навагу.

Это было недалеко. Тут же в бухте, ближе к скалистому мысу, против трубы, низвергающей в воду нестандартные куски сайры.

Сейчас, во время отлива, обнажалась гряда больших, скользких камней, на которых балансировали любители наваги. Почти все это были студентки, в закатанных до колен брюках, — торопились загореть хотя бы на случайном солнышке.