Кэтрин Эпплгейт - Айван, единственный и неповторимый [litres]

«Иди спи дальше, Руби, – говорю я, – у тебя был тяжелый день».

«Я не смогу заснуть, – отвечает Руби, – я боюсь, что мне опять приснится этот сон… Острая палка, и от нее очень больно…»

Я гляжу на Боба, он – на меня.

«Ой, – говорит Руби, – Ой… Мак… – Она просовывает хобот через прутья. – Как ты думаешь… – Она колеблется. – Как ты думаешь, Мак злится на меня за то, что я его ударила?»

Я мог бы попробовать соврать, но гориллы – бездарные лжецы. «Возможно», – отвечаю наконец.

«Он после этого убежал», – говорит Руби.

Боб издает презрительный смешок: «Скорее уполз».

Мы некоторое время молчим. Ветки скребут по крыше. Стучит слабый дождь. Один из попугаев бормочет что-то во сне.

Руби нарушает молчание: «Айван, чем это так странно пахнет?» «Он просто не удержался», – говорит Боб.

«Я думаю, это она про те пальчиковые краски, что мне дала Джулия», – говорю я.

«А что такое пальчиковые краски?» – спрашивает Руби.

«Ими рисуют картины», – объясняю я.

«А ты можешь нарисовать меня?»

«Однажды, может, и смогу». – И тут я вспоминаю про рисунок Джулии – тот, что со временем будет стоить миллионы. Я поднимаю его к стеклу: – Смотри, это ты. Джулия нарисовала».

«Мне плохо видно, – говорит Руби, – света слишком мало. А почему у меня два хобота?»

Я смотрю на рисунок: «Это ноги».

«А почему у меня две ноги?»

«Это называется художественное допущение», – говорит Боб.

Руби вздыхает. «А ты не можешь рассказать еще одну историю? – просит она. – Мне кажется, я теперь уже никогда не засну».

«Я уже рассказал тебе все, что помнил», – говорю я, беспомощно пожав плечами.

«Тогда расскажи новую историю, – говорит она. – Придумай что-нибудь».

Я пробую, но мои мысли то и дело возвращаются к Маку и коготь-палке.

«Придумал?» – спрашивает Руби.

«Еще придумываю».

«Айван? – Руби пытливо смотрит на меня. – Боб сказал, что ты меня вызволишь».

«Я… я… – запинаюсь я, пытаясь найти верные слова, – я тоже еще только придумываю, как это сделать».

«Айван? – Голос Руби становится настолько низким, что я едва ее слышу. – У меня есть еще один вопрос».

Уже по одному тому, как она спрашивает, я понимаю, что отвечать на этот вопрос мне не захочется.

Руби постукивает хоботом по ржавым прутьям своей двери. «Как ты думаешь, – спрашивает она, – я тоже однажды умру здесь, в своих владениях, как тетя Стелла?»

Мне снова хочется соврать, но при взгляде на Руби уже готовые слова умирают не родившись. «Нет, если я смогу хоть что-то сделать», – говорю я вместо этого.

Чувствую, как что-то сжимается в моей груди, что-то темное и горячее. «И никакие это не владения», – добавляю я.

Потом медлю немного, но все же говорю: «Это клетка».

Я смотрю на арену, покрытую свежими опилками. На прозрачный потолок, на полумесяц.

«Я только что придумал историю», – говорю я.

«Это настоящая история или придуманная?» – спрашивает Руби.

«Настоящая, – говорю я, – надеюсь, что настоящая».

Руби прислоняется к прутьям. Луна в ее черных глазах отражается так же ясно, как звезды в неподвижной воде пруда.

«Жила-была, – начинаю я, – маленькая слониха. Она была очень смышленой и смелой, и ей очень нужно было попасть в место под названием зоопарк».

«А что это за место?» – спрашивает Руби.

«Зоопарк, Руби, – это людской способ извиниться перед природой. Хороший зоопарк – это такое место, где люди заботятся о животных и защищают их».

«А эта маленькая слониха попала в зоопарк?» – мягко спрашивает Руби.

Я отвечаю не сразу. Наконец говорю: «Да».

«А как она туда попала?» – спрашивает Руби.

«У нее был друг, – отвечаю я. – Друг, который дал обещание».

Проходит еще немало времени, но Руби наконец все же засыпает.

«Айван, – шепчет, борясь с зевотой, Боб, – то, что ты сказал… про зоопарк. Как ты собираешься это сделать?»

Неожиданно я ощущаю желание заснуть и проспать тысячу дней кряду. «Не знаю», – признаюсь я.

«Ты что-нибудь точно придумаешь», – с уверенностью бормочет Боб, и голос его становится все тише, а глаза закрываются.

«А если не придумаю?» – спрашиваю я, но он уже спит.

Его маленькие красные лапки подергиваются, и я понимаю, что он бежит куда-то в своем сне.

Боб и Руби спят.

А я – нет. Я думаю об обещании, которое дал Стелле, и о своих рисунках для Руби. А еще я вспоминаю.

Я ведь все помню.