— У меня имя есть, — мрачно произнесла Николаева. — В вашей школе все говорят «девочка» и «мальчик»?
— Ты что, делаешь мне замечание? — напряглась Кира Викторовна.
— Простите. Нет. Но вы…
— В общем, так, — продолжала Кира Викторовна. — Я вижу, что ты никак не можешь войти в коллектив девочек…
— Я-то хочу, но вот они… Я очень хочу!
— Не перебивай меня, девочка, то есть Оля, это невежливо.
— Я не перебиваю, я думала, что вы уже кончили.
— Нет, не кончила. А кончить я бы хотела вот чем… Тебе задание, Оля: обязательно подружись на продленке с нашими девочками. Понятно?!
Оля пожала плечами.
Так пролежал Марик сколько-то времени, тяжело и протяжно вздыхая, как вдруг во дворе раздался резкий свист. Потом свистнули еще раз. Потом о стекло балконной двери звякнул ловко брошенный камешек.
Марик понял, что это не случайно, вскочил, подбежал к балконной двери, распахнул ее и вылетел на балкон. Раздвинув высохшие в ящиках цветочные стебли, он поглядел вниз. Сперва ему показалось, что во дворе никого нет, но потом из-под балкона вышли двое, словно отделились от стены, Кондратенко и Толокно. Марик негромко свистнул. Кондратенко поднял руку.
— Вы! — крикнул Марик со вспыхнувшей вдруг надеждой. — Бегу!
— Скорей! — ответил Толокно.
Ждать лифта терпенья не было, и Марик помчался по лестнице пешком. Сбегая с этажа на этаж, он глядел в окна, и в окнах этих появлялось то небо, то верхушки древесных крон, то дальние крыши, то густая листва. Но вот наконец он распахнул дверь и выбежал во двор.
Они стояли на расстоянии десяти шагов друг от друга, перебрасывались особым летучим пластмассовым диском и, очень ловко извиваясь всем телом, его ловили. Они не прекратили игры, когда он вышел и медленно приблизился к ним.
— Был в «Гастрономе»? — спросил Игорястик и метнул диск Толоконникову.
Марик кивнул. Толоконников поймал его и кинул обратно.
— Ну? — Игорястик изловчился, прыгнул в сторону и подхватил диск почти у самой земли.
Марик покачал головой.
— Ты, Селищев, отстегни три чирика, — сказал Кондратенко, поймав диск и швыряя его в очередной раз.
— Чего? — не расслышал Марик.
— Три червонца давай, — разъяснил Толокно. — Тридцатку гони, и собачку вам на дом доставят.
Марик-Марик замер от волнения.
— Живую? — спросил он, глядя не на Игорястика, не на Толокно, а между ними.
— Если по дороге копыта не откинет! — захохотал Толокно.
Марик зажмурился и прижал ладонь к глазам.
— Где же их взять? Знаете, пошли к нам, — сказал он, решившись. — Выберете, что годится… Ребята, помогите мне, пожалуйста. — Голос Марика звучал просительно.
Игорястик перемигнулся с Толоконниковым, потом каждый из них коротко о чем-то подумал и снова переглянулись…
— Там есть кто? — спросил Толоконников, поглядев на верхний этаж.
— Не… — мотнул головой Марик-Марик. — Бабки нет, и вообще никого нет. Пошли…
— Ты только не думай, что собака у нас, — сказал Игорястик. — Ее не мы взяли. Понял?
— Да мне такое и в голову не пришло, — ответил Марик. — Неважно, кто взял, вернули бы, и все.
Они доехали в лифте до пятого этажа. Широкая, нетеперешняя площадка со старинными, кое-где выбитыми и затертыми цементом, плитками. Одна, посередине, входная дверь с бронзовой ручкой. Эмалированная табличка на двери, извещающая о часах приема больных младенцев доктором Селшцевым.
Марик своим ключом открыл замок. Отворил дверь. Сказал:
— Заходите.
Они вошли. Остановились в прихожей. Марик зажег свет. Спросили:
— Обувь снимать?
— Да вы что?.. Ерунда. Сухо… Ну, идемте.
Но они сняли и в носках потопали в комнаты. Вошли в столовую. Дубовый гарнитур, хороший модерн девятисотых годов, с мраморными досками и орнаментальными витражами в дверцах буфета и серванта. Гипсовый бюст красивой женщины с низким декольте и в твердом французском капоре украшал буфет сверху.
На стенах много гравюр и фотографий в полопавшихся кое-где рамках. С потолка над столом свисала большая бронзовая лампа с гирями и оранжевой шелковой юбочкой. Стол покрыт чуть траченой молью зеленоватой плюшевой скатертью, тоже начала века.
Этакий неподвижный уют столетней давности.
— Ты, — обратился к Марику Толокно. — А воще что брать можно?
Марик устало взглянул на Толоконникова.
— Что хотите, — обвел он рукой комнату. — Ну, конечно, что понезаметней. Вон гравюры или вот кружка с Ходынки, это когда коронация Николая II, когда много людей подавили…
Читать дальше