Дж. X. Риддел
Дом с привидениями в Летчфорде
Глава I
Мистер Х. Стаффорд Тревор, барристер, собственной персоной
Никто из тех, кто встречал меня в обществе, не удивится, узнав, что я рискнул предстать перед английской, американской, зарубежной и колониальной публикой в роли сочинителя.
Я из числа тех, о ком пристрастные друзья говорят: «Он может все, стоит ему только захотеть».
Подобное замечание высказывается в адрес множества людей, и остается только сожалеть, что мало кто из них и впрямь захотел что-то сделать.
Не спорю, в моем возрасте поздно менять профессию, однако я не мог не внять настойчивым просьбам ближних внести свой вклад в отечественную словесность.
Притом литература нынче в моде, а я всю жизнь старался от нее не отставать. Я то и дело встречаю молодых людей — особенно молодых женщин, — которые, несмотря на юный возраст, уже успели произвести на свет довольно глупые, пустые, спорные, невразумительные книги, где излагаются новые взгляды на мораль и религию, на Моисея и Екатерину Великую, — и я еще должен быть польщен знакомством с ними.
Скоро, встретив меня, люди будут потом рассказывать своим домашним, что у господина Имярек среди гостей находился писатель Стаффорд Тревор.
Как легко доставить радость ближним! Когда я задумал эту книгу, мне грела сердце мысль о том, какое удовольствие получат мои друзья и враги (если последние у меня есть), как от самого повествования, так и от автора.
Как я уже заметил, мое намерение стать писателем вряд ли кого удивит. Бывало, выслушав одну из лучших моих историй, единственный мой слушатель спрашивал:
— Отчего, мистер Тревор, вы не опишете все эти замечательные приключения в книге?
Если быть честным до конца, то мне пришлось бы сообщить ему, что истории эти произошли не со мной, потому-то я их и не описываю. Но чтобы мой слушатель не усомнился в сказанном, я никогда не заострял внимания на этом вопросе.
Теперь же случилось так, что у меня есть собственная история, которую я готов представить на суд публики.
Помимо других персонажей, мест и вещей в книге рассказывается об уголке под названием Фэри-Уотер и женщине, которую я нежно любил и люблю: о моей кузине, верней, о жене моего кузена Джеффри, который оставил ее вдовой, — о них-то и повествует моя история.
Прежде чем распространяться о Джеффри Треворе, я, разумеется, хотел бы сообщить — а читатель услышать — некоторые сведения о вашем покорном слуге.
Мир нынче обуяло жгучее любопытство ко всему, что имеет отношение к гениям. Не берусь судить, лежит ли в его основе абстрактный интерес или же вера в то, что гениальностью можно заразиться, как оспой, лихорадкой, коклюшем или корью.
Тем не менее, рассказы о мельчайших подробностях семейной жизни, привычках, манерах и образе мыслей известных людей выслушиваются с огромным и достойным всяческих похвал вниманием. Значительной частью своего успеха я обязан умению поведать восторженным дамам о том, что роман мистера А—, над которым было пролито столько слез, точная копия с его собственной жизни; что несмотря на пикантность интриги в ее произведениях, миссис В— верная жена и нежная мать, что мистер С—, чей лаконичный и изящный стиль наводит на мысль о тихом кабинете, способен писать где угодно и когда угодно.
«Поместите его в переполненный зал ожидания на Паддингтонском вокзале, в курьерский поезд, в дикие просторы Коннемары или на снежные вершины Швейцарии, его фраза останется столь же отточенной, столь же безупречной», — изрекаю я в своем лучшем стиле.
Что до мистера D—, то о нем почти нечего сказать — здесь я делаю паузу и, оправдывая прозвание шутника, продолжаю: всякий раз, когда он выпускает в свет книгу, он устремляется на континент из страха увидеть плохие отзывы, что в сущности совершенно невозможно: еще не появилась новая порода критиков, не уважающих традиций старшего поколения.
Миссис Е—, — сообщаю я соседу строго конфиденциально — черпает сведения о жизни, по утрам посещая больницу Св. Джилла под видом сестры милосердия, а по вечерам ресторан в театральном квартале уже в собственном обличье. Что же до мисс F —, заявляю я, — то когда она препоясывает чресла, готовясь написать; книгу, она облекается во все белое, пьет исключительно eau sucree [1] Подслащенную воду (фр.)
и отказывается принимать пищу, в отличие от простых смертных.
Так я перечисляю все буквы алфавита, и уверен, каждая слушательница пробует одеться в белое, пить eau sucree и подвизаться в качестве сестры милосердия в надежде, что и ей будут платить фантастические гонорары за том, за страницу, за строку.
Читать дальше