Снова степь. Можно наконец полной грудью вдохнуть запахи опийного мака и персидского клевера, которыми так остро благоухают в июле поля Ирана. Впрочем, покой маленького отряда вскоре был снова прерван. С юга стала явственно доноситься артиллерийская канонада. Чем ближе к Керманшаху, тем больше русских войск: турки наступают на Касри и Ширин. После истории со сторожевым отрядом ученый старался как можно меньше обращать на себя внимание военных. Однако в ставке командующего армией под Хамаданом его неожиданно встретил самый радушный прием. Завязался разговор о целях экспедиции, и Николай Иванович очаровал генерала рассказами о своих поисках.
Эта, казалось бы, сугубо личная черта характера - умение вступать в душевный контакт с любым собеседником - сыграла решающую роль в судьбе Вавилова-путешественника. Та страстная и вместе с тем простодушная увлеченность, с которой он говорил о своем деле, как правило, захватывала, заинтересовывала всех.
Старик генерал, командующий русско-турецким фронтом в 1916 году, не только разрешил ботанику двигаться вместе с войсками в сторону фронта, но и обещал дать полсотни казаков, чтобы совершить своеобразный научный рейд в тыл противника. В своем дневнике Вавилов назвал предполагаемую операцию «экскурсией». Отряд должен был незаметно пересечь линию фронта и углубиться на сорок - пятьдесят километров на юг, для того чтобы разыскать в районе Керманшаха поля дикой пшеницы. На несколько лет раньше ее обнаружил и описал в этом районе немецкий ботаник Котчи. Трудно сказать, чем кончилась бы рискованная «экскурсия», если бы утром того дня, когда отряд вместе с Вавиловым приготовился к походу, не сбежал проводник. Рейд не состоялся.
Отступление русских войск сорвало и другой замысел ученого. С тех пор как Николай Иванович задумался о происхождении пшениц, ему не давала покоя мысль добраться до Месопотамии. Она лежала тут рядом, эта обетованная земля: от Керманшаха до верховьев Тигра каких-нибудь четыреста верст. Было бы великолепно прорваться в район древнейшего земледелия и раз навсегда установить, действительно ли этот район является центром разнообразия пшениц… Атаки турок не дали совершить интересно задуманный поиск. Пришлось повернуть круто на север и возвращаться в Тегеран.
Теперь, когда русские отступали, караван испытал на себе всю степень ненависти к неверным, которую население Персии до времени скрывало. Ненависть эта проявлялась то в убийстве отставшего солдата, то в налете басмачей на плохо охраняемый склад. Маленький караван Вавилова спасся от басмачей, очевидно, только тем, что совершал переходы в непривычное для здешних жителей время - днем. Разбойники не решались совершать свои операции под палящим июльским солнцем. И все же в Тегеране только чудо спасло ученого от гибели: с крыши дома персы обрушили на всадников целый град камней.
Но Вавилов не обескуражен. Из Тегерана он начал готовить третью по счету поездку по стране. Более чем на тысячу километров с запада на восток протянулся тракт Тегеран - Мешхед. Старинный город Мешхед на востоке страны лежит неподалеку от русско-туркестанской границы, так что, дойдя до него, совсем не трудно добраться и до железной дороги. В Тегеране проданы верховые лошади, путешественник решил воспользоваться перекладными - лошадьми, которые здесь, как и в старой России, ходят от станции к станции. И вот уже птица-тройка несется по пыльному накатанному тракту. Лететь бы да лететь хорошо отдохнувшим лошадям, но странный пассажир, видно, не любит быстрой езды. То и дело останавливает он возок в пустом поле и подолгу собирает в мешочки колоски пшеницы, ячменя и ржи.
Вот уже возникли на горизонте в горячем степном воздухе лазоревые мечети Мешхеда. Все чаще обгоняет тройка медлительные верблюжьи караваны, груженные какими-то черными продолговатыми тюками. Это везут со всего Ирана обернутых в черные кошмы покойников. Получить успокоение в Мешхеде - счастье для мусульманина. Ведь в Мешхеде - могила Али, двоюродного брата Магомета. Но ни красавицы мечети, ни удивительные обряды мусульман не отвлекают русского путешественника от его главного занятия: в полях под Мешхедом нашел он посевы пшениц, не имеющих себе равных по засухоустойчивости.
Вот еще один прекрасный подарок для молодой отечественной селекции.
А персидская? Где же она, та, из-за которой, собственно, и затеяно дальнее путешествие? Грустно, но факт - в Персии не оказалось посевов персидской пшеницы. Через семь лет после иранской экспедиции Вавилова профессор П. М. Жуковский из Тифлиса установил, что родина Triticum persicum - Закавказье. Но понадобилось еще десять лет, чтобы Николай Иванович во время одной из своих поездок по Кавказу окончательно убедился в давней ошибке. Персидская пшеница с ее редкостной невосприимчивостью к грибным болезням оказалась уроженкой горного Дагестана. В 1934 году возле аула Гергебиль, в двадцати пяти километрах от Гуниба - места, где русские войска пленили Шамиля, Вавилов нашел поля, покрытые почти чистыми посевами пшеницы, называемой персидской. Но, увы, опыты, поставленные другими исследователями в 20 - 30-х годах, обнаружили, что иммунитет персиянки далеко не так прочен, как показалось выпускнику Петровской академии в 1912 году.
Читать дальше