Марк Поповский - Люди среди людей

Три раза начинал маленький отряд путь через горы и дважды поворачивал назад. В одном месте снег занес перевал, в другом, наоборот, горная речка вскрылась ото льда и лошади не смогли одолеть бешеный поток. Вдобавок десятиверстка Генерального штаба оказалась картой весьма несовершенной. Пришлось полностью довериться чутью киргизов-проводников. После второй неудачи начальник отряда вновь получил порцию назидания от кокандских старожилов. Они в один голос рекомендовали москвичу не искушать судьбу, штурмуя Алайский хребет на исходе лета. Николай Иванович поблагодарил за советы и приказал готовить наутро лошадей. С третьего захода, прошагав тридцать километров по леднику, отряд все-таки спустился в Алайскую долину. Но эти три десятка верст и ученый, и хан Кильды запомнили надолго. Как и предсказывал Букинич, центр ледника оказался изрезанным трещинами. Свежий снег так припорошил эти ловушки, что любой шаг мог оказаться последним. Лошадей вели под уздцы, ощупывая палками каждый следующий метр дороги. «Чтобы пройти три-четыре километра, нужно было затратить три-четыре часа», - рассказывал впоследствии Николай Иванович. А мирза-баши клялся, что за всю свою жизпь, объехав верхом горную Бухару, он такого плохого места не видал.

С перевала дорога спустилась в сравнительно низкие места. Каратегйн - Черная долина - утопал в зелени, кругом лежали пшеничные и ячменные поля. Вот и голубой, ревущий в своей теснине Пяндж - пограничная река, отделяющая Россию от Афганистана. Теперь несколько сот километров пути протянутся вдоль его крутых берегов. Пяндж узок, на той стороне хорошо видны группы эмирских солдат. Зрелище желанной и недоступной земли сердит Вавилова. Чего бы это ни стоило, он доберется до запретной страны. Откуда знать молодому путешественнику, что борьба за афганские въездные визы продлится не год и не два, а целых восемь лет! Свободный путь во владения эмира ученому открыл лишь договор о дружбе и сотрудничестве - один из первых международных договоров, который Советская Россия заключила со своими соседями в 1919 году. А пока в путь! Русские пограничники, пользуясь динамитом и пироксилиновыми шашками, проделали над рекой тропинку шириной в полтора аршина. Не велик простор, но двум конным разъехаться все-таки можно. Кое-где саперы заменили каменный путь оврингами. Незнакомое для европейцев слово Вавилов в своем отчете пояснил так: «Это карнизы над самой рекой, где пробить основную тропинку трудно. Здесь в скалы вбиваются колья, и на них укладываются жерди, ветви и сверху насыпаются камни и земля. Переезд по оврингам довольно опасен, карнизы местами разрушаются. Над самой головой часто идут скалы, так что приходится нагибаться. Особенно неприятно, когда лошадь, испугавшись чего-нибудь, понесет…»

Эпитет «неприятно» в последней фразе едва ли можно считать слишком точным. Ехать верхом по искусственной тропинке, которая прижата к вертикальной стене на высоте в тысячу метров над бурным Пянджем, само по себе испытание. Но когда лошадь понесет… Два орла, покинув свое гнездо, пролетели над всадниками. Тень огромных крыльев испугала лошадь Вавилова. Она метнулась, захрапела и, не разбирая дороги, ринулась по трясущимся оврингам. Поводья выпали из рук всадника. Не в силах ни успокоить, ни остановить коня, он уцепился за гриву. В глазах рябило: синее лезвие Пянджа далеко внизу, черные выступы скал над самой головой… «Такие минуты дают закалку на всю жизнь, они делают исследователя готовым ко всяким трудностям, невзгодам, неожиданностям. В этом отношении мое первое большое путешествие было особенно полезно», - через много лет записал Николай Иванович Вавилов.

Езда по оврингам - лишь одно из многих испытаний, что подстерегают путешественника на Памире. Когда вдоль границы отряд спустился до Хорога, а оттуда двинулся по речным долинам Гунта и Шахдары, настала пора познакомиться с гупсарами. Гупсары - не бог весть какое сложное сооружение, но без них немыслимо путешествие в крае, богатом стремительными реками и одновременно начисто лишенном мостов. Для переправы из десятка козлиных шкур таджики мастерят своеобразный понтон. Надутые воздухом кожаные мехи веревками привязывают к раме из четырех шестов. Пассажира тоже привязывают к плоту. Позади на таком же гупсаре плывет перевозчик, который направляет плот к противоположному берегу и одновременно поддувает мехи-понтоны. «Переправляющийся при этом путешественник обыкновенно лежит ни жив ни мертв», - вспоминал впоследствии Николай Иванович, которому несколько раз пришлось испытать «удовольствие» подобных переправ.