Эдмунд Низюрский - Средство от Алкивиада

С Мицкевичем тоже как-то обошлось. Благодаря Жвачеку, который мучил нас им с самого начала года.

Я немного струхнул, когда мы вышли на площадь Победы, бывшую Саксонскую, и к Саксонскому саду, и здесь Алкивиад принялся донимать вопросами Бема. И, представьте себе, Бем лил воду вполне удачно. Только потом я припомнил, что ведь мы уже как-то запускали Змея по поводу подков, которые ломал руками Август Сильный Саксонский и одну из которых хотел продать нам тот потомок кузнецов из Черска.

На Замковой площади Пендзелькевич повел речь относительно колонны и королей из династии Вазов. Я с недоверием вслушивался в его немного суматошный, но вполне обстоятельный рассказ и убедился, что он говорит о вещах мне известных. Я мог бы говорить так же, да, пожалуй, не только я, но и любой из нас. Откуда же взялся мой кошмарный сон?

Алкивиад спокойно стоял себе в сторонке и с милой улыбкой глядел на Дира, который все еще подозревал в чем-то подвох. Его лошадиная физиономия вытянулась сильнее, чем обычно, брови были насуплены. Он все еще не верил и, как я понимал, готовился к генеральному контрнаступлению.

И действительно, когда мы остановились на рынке Старого Мяста, он принялся водить взглядом по нашим лицам, выискивая жертву. Неужели наступил час моей казни? Я держался в стороне, и физиономия моя не выражала особого энтузиазма, а Дир вполне мог приписать это желанию уклониться от зондирования. Такая уж у меня неудачная физиономия! Стоит только задуматься, как на лице у меня появляется выражение полнейшего идиотизма, а это, как известно, провоцирует гогов. Взгляд Дира и на этот раз остановился на мне. Я поспешно ощерился в невинной улыбке, но было уже поздно.

- Теперь, может быть, Чамчара блеснет чем-нибудь?

- Так ли это необходимо, пан директор? Я охрип. - И я тут же захрипел, как репродуктор на вокзале в Козебродах.

В глазах у директора появился веселый блеск.

- Тебе ведь не придется кричать, - ласково сказал он.

Деликатно выражаясь, я почувствовал себя несколько неловко. Но решил держать фасон.

- А что бы хотелось пану директору?

- Может, ты объяснишь коллегам, какое название носит каждая из сторон рынка и почему?

- С удовольствием, - сказал я. - Итак, дорогие коллеги, вы видите, что рынок имеет форму квадрата. Квадрат, подобно кругу, является фигурой геометрической. Вокруг квадрата можно описать круг, в квадрат можно и вписать круг. Здесь рядом даже находится уличка, под названием Кривой круг. Это указывает на то, что строители рынка намеревались описать вокруг этого квадрата круг, но все пошло у них вкось, поэтому они сделали только часть круга, а потом бросили его…

- Ближе к делу, Чамчара. Не кружи вокруг да около! - поморщился директор. - Тебе следует рассказывать о сторонах рынка.

- Слушаюсь, пан директор. Так вот, у рынка есть четыре стороны, и каждая из этих сторон имеет исторически оправданное название… Вот эта, у которой мы стоим, называется стороной Коллонтая, там - сторона Барса, там - Закржевского, а там - Декерта.

- Теперь, может, о Декерте…

- Сейчас, пан директор. Так вот, дорогие мои коллеги, Декерт - прошу не путать его с декретом, Так вот, Декрет, простите, Декерт был…

«Черт бы его побрал, - лихорадочно думал я, - кем же, собственно, был этот тип? Наверняка патриотом».

- Это, несомненно, был великий патриот, человек знаменитый и достойный… - произнес я вслух и запнулся. - Солидного роста, - добавил я еще по инерции, но больше уже ничего не мог произнести. Чувствовал, что влип. О королях бы я еще мог трепаться, но о Декерте? Я напрасно искал каких-нибудь ассоциаций в памяти!

В глазах Дира я опять заметил насмешку. Да, Дир - это старый гогический волк и прекрасно понимает, что я влип.

- Побольше деталей, Чамчара, - сказал он, рассматривая носок своего ботинка, - скажи пару слов об эпохе, об историческом фоне.

Господи, что делать?! Все еще никаких ассоциаций! Я повытаскивал из закоулков памяти все портреты знаменитых деятелей, картины Матейки и музейные экспонаты. Все напрасно. Этот Декерт был наверняка кем-то из эпохи Коллонтая. Следовательно, кунтуш, нет, скорее, камзол и парик. Из провалов памяти я вытащил на свет все эти розоватые и желтые, потрескавшиеся от времени лица, вылавливая их из черных и коричневых подливок, которыми их заливали тогдашние художники. Все напрасно! Ни одно из них не напоминало мне Декерта.