Игорь Минутко - Костры на площадях

Вышли на крыльцо, в серый недобрый вечер, и грустно было кругом, непривычно тихо, только где-то в деревне зло и голодно лаяли собаки.

Медведь подергал носом, втягивая в себя холодный воздух, и в голове у него зазвенело от вихря крепких запахов: пахло первым снегом, кострами, незнакомыми людьми, подмерзающей землей, конским терпким по́том.

По́том пахло от двух лошадей, которых он раньше никогда не видел. Лошади были запряжены в телеги, стояли поодаль и нервно приседали, всхрапывали, косили на медведя возбужденными глазами.

Увидев лошадей, медведь радостно всхрапнул: «Не бойтесь! Я хорошо знаю ваших братьев и сестер. Мы с ними были друзьями. Вот только где они?»

— Как бы не испугался Мишка наших лошадей, — сказал Яша Тюрин. — Вон как взбудоражился.

— Это они его испугались, — сказал Федя.

Медведя осторожно повели к первой подводе. А он, к удивлению всех, сам рысцой побежал к подводе и легко залез в нее.

— Вот чудеса, — сказал кто-то. — Ровно всю жизнь на телегах ездил.

Откуда рабочим было знать, что действительно Мишка не раз в своей жизни ездил на подводах и очень любил это занятие.

Пегая уставшая лошадь храпела, прядала ушами, приседала на задние ноги. Ее долго успокаивали; наконец лошадь угомонилась.

— Поехали! — услышал медведь знакомое слово.

Раньше он никогда не покидал пределы усадьбы, и вот началось первое дальнее путешествие Мишки.

Две подводы — на первой сидел медведь рядом с Федей — проехали по длинной сквозной аллее, миновали высокие ворота, и медведь увидел дальнюю дорогу, которая разрезала бесконечное поле, присыпанное первым снегом, на два белых листа и, слабо различимая, уходила куда-то в неизвестность, в новую жизнь.

Уже сумеречно было над полями, тихо и пустынно, и скоро за холмом скрылись и барская усадьба в облетевшем саду, и редкие огни деревеньки на берегу реки, и черные купола старой-престарой церкви.

Ехали молча — все устали за день; мерно покачивалась телега на ухабах, хлюпала грязь под колесами — и это покачивание усыпило, убаюкало медведя: постепенно он заснул крепко, и ему ничего не снилось.

…Разбудили его яркие огни, движение, людские голоса.

Проснувшись, медведь увидел, что подвода въезжает в тесный темный двор, а яркие огни были кругом: светились окна дома, которые выходили во двор, и фонари горели на воротах.

Подводу обступили люди, кричали что-то, смеялись. Это были все незнакомые люди, и запахи в этом дворе летали незнакомые, резкие, и все это пугало медведя.

Но тут он увидел Федю и успокоился. Федя стоял рядом, о чем-то разговаривал с большими людьми.

Потом он подошел к медведю, взял в руки цепочку.

— Пошли, Мишка, — сказал Федя. — Покажу тебе твой дом.

И они прошли через притихшую толпу в сарай, где пахло мышами и пылью.

— Тут ты будешь жить, Мишка, — сказал Федя.

Так из барского имения приехал медведь в город, в типографский двор, где ждали его новые друзья и совсем новая, так не похожая на прежнюю, жизнь.

Время было трудное, небывалое — гремела над страной великая революция, не до медведя рабочим типографии, и, может быть, вскорости отдали бы его куда-нибудь, ну в цирк, например, или в Московский зверинец. Но этого не случилось.

В этом году часто выключали электрический свет, и газеты печатать приходилось на ручном печатном станке, который для этого дела специально приспособили, при керосиновых лампах. Печатный ручной станок — приспособление нехитрое: колесо, как у колодца; повернет его рабочий, и на белом листе бумаги отпечатается газетный текст. Нехитрое-то нехитрое приспособление, а труда требовало много — нелегкое дело вручную газеты печатать, если, конечно, света долго нет. Бывало, семь потов с рабочих сойдет за смену.

И вот однажды…

…Всегда медведя привлекало солнце. Его тепло, его яркий свет вселяли в Мишку радость и стремление что-нибудь делать. В барском имении в маленькую комнату, в которой он жил, солнце заглядывало редко.

Зато теперь, в новом Мишкином жилье, солнце бывало часто и подолгу — два окна сарая выходили на восток и запад.

Теперь он спал на подстилке из войлока, и с появлением солнца у Мишки было связано самое приятное ожидание.

Вот первые лучи еще робко и слабо осветили паутину в углу сарая — как раз над самой головой медведя. В розовом свете начинали дрожать паутинки, и откуда-то из темноты появился большой серый паук и хищно бегал по своим паутинам, ожидая глупых мух (их ветхих безжизненных комочков уже много было в паутине).