Юлия Бийе - Война Катрин [litres]

В шкаф с сокровищами… Я вспомнила, как Пингвин открыл его в первый раз. Даже представить себе не могу, что больше не буду фотографировать. Подумать не могу, что всему настал конец.

Не быть мне великим фотографом-репортером, не быть писательницей-путешественницей. Собственно, я даже не знаю, останусь ли я жива. Сколько раз нас могут задержать полиция и немцы, пока мы будем ехать через всю Францию, добираясь до свободной зоны?..

Я, запирала стеклянный шкаф на ключ, стараясь совладать с яростью. И тут вошла Чайка и спросила, что я делаю. Я ткнула пальцем в фотоаппарат на полке, он так аккуратно пристроился рядышком с другими. Чайка забрала у меня ключ, вытащила «роллей», потом наклонилась и достала из нижнего ящика не меньше дюжины кассет с пленками и протянула все это мне. Я своим глазам не поверила.

– Пингвин назначил тебя фотографом Дома детей, вот и работай. Уезжаешь? Очень хорошо. Фотографируй, делай снимки. Кончится война, привезешь их сюда. Нам они очень пригодятся. Лови моменты истории. Рассматривай мир глазами художника, гражданки Детской республики, не упускай ничего. Когда война кончится, нам всем будут просто необходимы твои свидетельства. Не забывай, чему тебя учили я и наши учителя. Каждый из нас узнаёт жизнь на собственном опыте, и каждый извлекает свои уроки. Береги пленки со снимками. Конечно, ты не сможешь проявить их и напечатать, но это не так уж важно, складывай их аккуратно в свой рюкзак. Избавляйся от всего ненужного, но береги пленки. Проклятая война кончится, но мы должны ее помнить, и на твоих фотографиях мы увидим повседневность военных лет. Твои работы будут хранится в шкафу, но может случиться, что их опубликуют в газете, в книге, возьмут в музей. Я выполняю свое дело, ты выполняй свое. Держи его в голове, а голову на плечах. Впереди тебя ждут трудные испытания, но, пока ты жива, держись за жизнь покрепче, милая моя Рашель – ой, что это я? – Катрин!

Вот уж никогда бы не поверила, что брошусь Чайке на шею! Но это получилось само собой, а она, растерявшись, позволила себя расцеловать. Хотя нежностей терпеть не может и последовательно искореняет все порывы и проявления чувств. Да и кому бы взбрело в голову ее целовать? Она такая властная и сухая, что к ней и близко подходить не хочется. Но я не удержалась, и мы обе были потрясены. И не сразу опомнились. Чайка первая от меня отстранилась. А я, если бы могла, погрелась бы подольше в ее теплых объятиях. Как же давно было то время, когда мама меня обнимала… Чайка велела мне немедленно идти в спальню и заканчивать сборы. Думаю, она стыдилась, что так расчувствовалась. И мне стало смешно, когда я об этом подумала.

В коридоре я встретила Пингвина, он сказал, что как раз искал меня, а тут увидел из окна кабинета, как я иду в зал. Достал из кармана коричневый кожаный футлярчик и протянул мне.

– Экспонометр последней модели. Поможет определять выдержку, прежде чем будешь снимать. До сих пор ты полагалась на интуицию и, должен сказать, неплохо справлялась, но скоро этого будет маловато. Ты на пути к профессионализму, тебе нужно работать точнее. Там есть инструкция, я уверен, ты прекрасно разберешься. Как только вернешься в Дом, мы вместе проявим и напечатаем твои снимки, обещаю. Позволь мне поцеловать тебя, деточка, и скажи, что мы еще увидимся. Обязательно и непременно.

Я поднялась в спальню немного не в себе, разноречивые чувства зашкаливали. В одной руке у меня «роллей», в другой экспонометр, карманы набиты пленками.

Вот тогда я и пообещала себе, что оправдаю их доверие. Привезу обратно фотоаппарат, отдам его из рук в руки Пингвину и расскажу – расскажу и покажу всем на свете, какой была эта война для меня – война Катрин. Я поклялась Саре, что так и сделаю. Теперь настала наша с ней очередь обниматься и целоваться. Мы ничего не говорили, только плакали. И решили спать эту ночь в одной постели. Внизу. Обнявшись. Мы сказали друг другу все, что только могли, потому что предстояла разлука. Это прощание я не испортила, потому что мы обе с Сарой теперь знали, что значат потери и одиночество. В конце концов мы все-таки заснули, крепко держась за руки, чтобы поделиться силами, любовью и прогнать страх.

В семь часов утра, когда свет еще только брезжил, мы уезжали. Жанно, провожая нас, сделал прощальный пируэт, сальто назад и крикнул по-тарзаньи, но я чувствовала: он с трудом удерживается от слез. Мужественный Жанно. У меня за него больно щемит сердце. Я знаю, каково жить без тех, кого любишь. Тоскливо и бесприютно.