Мишель Кастильо - Танги

Танги невольно сделал испуганное движение… Отец Пардо насмешливо поднял брови:

— Как! Неужели ты будешь бояться Филистона? Это чудесный товарищ, и ты можешь вполне положиться на его скромность. А много ли найдется людей, о которых можно это сказать?

Танги улыбнулся. Когда он вышел от отца Пардо и направился в столовую, он чувствовал себя счастливым и обновленным. Он глубоко вздохнул. Кругом стояли мир и тишина. Только церковные колокола Убеды, медленно отсчитывая удары, нарушали вечерний покой.

Коллеж помещался в красивом здании современной постройки. Из окон открывался вид на долину, засаженную оливковыми деревьями. В светлые ночи вдали мерцали огоньки Хаэна.

У Танги была отдельная комната. Там стояла очень простая мебель: кровать, стул, рабочий столик, полка для книг и в углу умывальник с зеркалом. Танги любил заниматься в своей комнате, когда в коллеже все затихало. Из его окна виднелась вдалеке Сьерра Махина. Когда он просыпался, взгляд его прежде всего падал на эту величественную гору, окутанную сиреневой дымкой и увенчанную белым гребнем. Казалось, будто она так близко, что до нее можно дотянуться рукой, но на самом деле до нее было больше двадцати километров.

С первых дней Танги познал тут такое счастье, о каком никогда и не мечтал. Им овладело лихорадочное желание учиться. Несмотря на все свои странствования, он находил возможность много читать; но знания у него, как у всех самоучек, были очень непрочны и бессистемны. Здесь он обрел то, чего ему всегда недоставало: хороших преподавателей.

Они не были священниками. Отец Пардо не хотел брать в коллеж духовных пастырей. Большинство были молодые ученые, готовившие диссертации, и среди них всего четыре патера, преподававших закон божий, мораль, теологию и философию; исключение составлял один отец Пардо, который оставил за собой курс анатомии, ботаники, органической химии, тригонометрии и греческого языка!

Учителя были приветливы и доброжелательны. Большинство из них, отличные педагоги, любили своих учеников и свой коллеж. Все они называли его «Общее дело». Все в большей или меньшей степени понимали, какую серьезную ответственность они несут перед этими детьми. Они помогали отцу Пардо в меру своих способностей, но всегда с большим рвением.

У Танги был замечательный преподаватель географии. Его уроки проходили живее всех. Мальчики учились по немым картам: реки, горы и города на них не имели названий. Ученики быстро освоились с такими картами. Преподавателя географии звали дон Франциско. Он был очень ласков с Танги, который всегда получал у него отличные отметки.

Преподавателя испанской литературы звали дон Армандо. Он привил Танги вкус к классической литературе и точности выражений. Он же руководил и его чтением серьезных произведений: Сервантеса, Лопе де Вега, Кеведо, Кальдерона, затем Азорина, которого Танги полюбил больше всех, Пио Бароха, Унамуно. Дон Армандо, маленький человек с синими глазами, имел одну особенность: его брови срослись на переносице. Он был северянин, родом из Галисии, и готовил диссертацию «О влиянии немецкого романтизма на развитие испанской литературы XIX века». Это был человек громадной культуры и тонкого ума. Танги очень любил беседовать с ним. Другие ученики не так любили дона Армандо, потому что он был очень строг, выставляя отметки, и требовал тщательной подготовки уроков. Танги надолго запомнил пометки, написанные твердым почерком на полях его тетрадок для сочинений: «Излишне!» Или: «Пошло!» Или: «Довольно метафор!»

Был в коллеже еще дон Исман, преподаватель французского языка, человек сухой, нервный, с большим умом, но со скверным характером, он тоже ставил Танги отличные отметки. И дои Хосе Агильде, математик и превосходный педагог, обладавший редким качеством: он умел внушать ученикам любовь к алгебре… И многие другие.

Самым страшным пугалом для Танги был дон Сантос, человек очень мягкий и вежливый, но имевший один ужасный недостаток: он преподавал латинский и греческий языки. Танги никогда не занимался этими языками. Теперь ему пришлось учиться с мальчиками, которые уже два года осваивали склонения и неправильные глаголы, и Танги каждый раз страдал, отправляясь на урок латинского языка. Он прилагал все силы, чтобы им овладеть. Вдобавок ко всему дон Сантос взял себе за правило спрашивать его на каждом уроке: «А ну-ка, откроем «Речи» Цицерона…» Танги кажется, что он и теперь еще слышит голос этого редкого человека, у которого хватило терпения начать образование Танги с самых азов. Как-то учитель сказал ему: