Мишель Кастильо - Танги

— Я люблю тебя… — Танги не знал, почему на глазах у него выступили слезы. — Я люблю тебя так же, как маму… может быть, даже еще больше… Я так тебя люблю!..

Гюнтер был тоже доволен. Он вытер руки и влез к себе на нары. Танги заснул не сразу. Он тихонько плакал; но первый раз со дня приезда в лагерь он плакал от счастья.

Пришла зима. Сначала полили дожди. Земля превратилась в клейкую грязь. Небо обложили серые и черные тучи. Ближний лес словно потемнел. День за днем шел дождь; тяжелый частый дождь, который пронизывал насквозь, до самых костей. Ветер тоже не затихал.

По утрам сигнал к побудке раздавался в темноте. Сирена срывала заключенных с тюфяков. Они тащились на плац. Им не выдали шинелей, и они дрожали всем телом. Больше часа стояли они под дождем, на ветру, пока не кончался сбор. Эти сборы с каждым днем тянулись все дольше. Каждую ночь заключенные умирали от холода. Товарищам приходилось тащить их трупы на плац. Капо хотели убедиться собственными глазами, что они действительно умерли. По приказу коменданта громкоговорители передавали последние известия и военную музыку.

Танги, засунув руки под мышки, прыгал на месте, чтобы хоть немного согреться. Он весь дрожал от холода. Его тонкая арестантская одежда сразу промокала от дождя. У него не было никакого белья, и струйки воды стекали прямо по телу. Он кашлял. Теперь он больше не плакал и не жаловался. Он знал, что слезами ничему не поможешь. Он даже привык смотреть на трупы и часто говорил себе, что надо привыкать ко всему, даже к смерти.

Заключенные, занятые на стройке, надеялись, что на время дождей их переведут на другую работу. Но им сказали, что немецкие солдаты сражаются в грязи и в русских снегах — и не ропщут.

Работа стала теперь утонченной пыткой. В первые дни слезы Танги стекали ручейками в лужи, стоявшие вокруг него. Но вскоре он устал и от слез. Он поступил, как и все, — смирился. Земля превратилась в липкую жижу шоколадного цвета, она стекала с лопат и лилась обратно в траншеи. Труд стал совершенно никчемным. Заключенные без конца повторяли движения, не имевшие ни смысла, ни цели. К физической усталости прибавлялась ярость от сознания, что работа их бесполезна, что это даже не работа.

Первые недели Танги был уверен, что он не выдержит, что он умрет или сойдет с ума. Он постоянно думал о матери; он говорил себе, что никогда ее не увидит. Но мало-помалу он узнал, что не так-то легко умереть и что есть кое-что похуже смерти: медленное умирание.

Эсэсовец и капо, сторожившие заключенных во время работ, заставили их построить небольшую деревянную хибарку. Они сидели в ней и болтали или играли в карты. Иногда они разводили там огонь. Когда Танги поглядывал на них, он видел, как они греют руки и ноги у огня. А заключенные мокли под дождем; все тело их пронизывал холод и ветер; грязь хлюпала у них под ногами; в душе была пустота.

В час раздачи супа им запрещали приближаться к огню. Они стояли в холодной грязи и хлебали суп, грея руки о котелки. Но кашевары не торопились, и часто на стройку привозили совершенно холодную похлебку. Танги глотал свой суп, ни слова не говоря. Он прижимался к Гюнтеру, и они пытались хоть немного согреть друг друга. Они растирали себе руки, дули в ладони и терли пальцы, стараясь разогнать кровь. Затем снова принимались за работу. Сирена гудела в пять часов, когда было уже совсем темно.

После дождей начались первые заморозки. В начале ноября пошел снег. В воздухе был разлит нежный свет, а небо стало таким же белым, как и земля. Еловый лес исчез под плотным белым покровом. Холод стал резким, пронизывающим. Уши у заключенных краснели, синели, обмораживались. Руки и ноги Танги покрылись синими пятнами. Две недели он не мог спать по ночам, так они мучили его. Затем на их месте открылись гноящиеся раны. Гюнтер раздобыл старые тряпки и перевязывал раны Танги. Однако мальчик не мог сжать пальцы, и каждое движение во время работы стоило ему неимоверных усилий.

Вскоре после первых снегопадов арестантов отвели в каптерку для выдачи верхней одежды. Каптер, на этот раз толстый поляк-зубоскал, выдал Танги шинель и русскую ушанку. Теперь Танги мог хоть прикрыть себе уши. Шинель была изрядно велика, и ему пришлось подвернуть рукава. Гюнтер очень забавлялся, глядя на него.

— Знаешь, на кого ты похож?

— Нет.

— На китайского мандарина или кого-то в этом роде. Шапка с двумя рожками, длинный халат и руки, спрятанные в широкие рукава. У тебя, право, внушительный вид!