Григорий Кругликов - У самых брянских лесов

— Давайте-ка, ребята, хоть каких ни на есть карасиков бреденьком натаскайте.

— Каких им карасиков? — проворчал Большун. — Плотичками обойдутся… — Но все же взялся за бредень.

А мама торопилась с самоваром и, глотая невольные слезы, вынимала, видимо, из своего девичьего приданого единственную скатерть…

Под дубом, там, где обычно по вечерам собиралась наша семья, начинался пир. В котле на таганке варилась уха, Удод на вертеле поджаривал двух утят. Хлопали пробки, лилось вино, звякали друг о дружку пустые бутылки. Вокруг валялись объедки, куски хлеба…

Потом охотники открыли стрельбу по порожним бутылкам, стреляли и по шапкам.

Мы же, сбившись в гурток возле хаты, дивились: что это барчуки так разбушевались?

— Да на это много ума не надо, — сказал батя. — Одно баловство. Глядеть постыло. То-то добро зря гадят… Дармоеды! Не сеют, не жнут, а божий дар ногами топчут. Хлебушко топчут… Тьфу!

И казалось, вот-вот батя не выдержит, сорвется и выскажет барчукам все начистоту.

— Нехристи, что ль? — не удержалась и бабушка Сыроежка. — Уж чего-чего, а хлебушко у мужика, да и у всякого человека душу и сердце наполняет умиленностью. А тут… Погибели на них нету…

Мама стояла, скрестив на груди руки, глядя на своих питомцев, не обсохших еще после ловли карасиков. Тихо, с горечью она промолвила:

— Вот какая наша долюшка…

— Растут ребята, отец, — однажды сказала мама. — Как же дальше быть? В школу бы их отдать…

А как отдашь, если раздеты, разуты? Ведь на людях будут. Да и кормить отдельно от семьи доведется. А жить где? Не набегаются ребята каждый день за десять верст… Ох, мало ли чего надо…

— Придется телушку со двора долой, али овцу побоку, — сказал отец. — А квартирку я им наглядел у Гусачихи — добрейшая старушка. Сготовит что по малости. Харчишки-то со двора сами таскать будут…

Так наши старшие — Ваня, Вася да Пашка — были определены в школу. Рады они были несказанно. Мордахи светятся улыбками, глаза веселые. А мама им наказывает: и берегитесь, и не озорничайте, и бабушку слушайтесь, Гусачиху…

— Большун, спрос с тебя будет, — наставлял отец Ванюшку. — Ты у меня гляди, чтобы все было в аккурате.

Мама собирает в сумку хлеб, картошку да яйца, запихивает ребятам в карманы орехи, еще раз каждого оглядывает, потихоньку прижимает к себе, гладит по головам.

Бедная мама! Сколько приходится ей выносить на своих плечах! Раньше всех встать поутру, позже всех лечь, каждого обиходить, каждого обласкать. А уж если прихворнул кто-либо, задержался, вовремя не явился, так она и вовсе забудет и про обед, и про сон, все будет выглядывать в окно, прислушиваться к малейшему шороху.

Вот все готовы. Батяня впереди, за ним Большун, Вася, Пашка. Пошли, зашагали!

А мы, младшие, высыпали все до единого, провожаем.

И скрылись уже из виду, только помахали нам шапками…

Стоим, приуныли, будто потеряли что-то. Сиротливо стало вокруг.

… За одну парту уселись наши старшие, хоть и не были равны по возрасту.

А придет суббота, все вместе снова собираемся. Тогда в хате стоит гомон, как на ярмарке. Ванюшка занятные стихи нам читает, Пашка о разных странах рассказывает, о трех китах, на которых земля держится. Видит, что мы всему верим, и привирает безбожно.

А младшие рады еще и тому, что с приходом старших обувка, одежонка, какая ни на есть, пусть не надолго, но поступает в общее пользование — деления на «твое» и «мое» мы не знали.

В застолье тоже веселей, как все соберутся. Чашка полуведерная подавалась. В одном кругу и большие и малые, как добрая артель. Стукнет глава семьи по чашке ложкой, это и команда — начинай. Но чтобы тихо, мирно, и помилуй бог, вперед всех лакомые кусочки выхватывать. Найдется виновник — получай ложкой по лбу. И помалкивай.

А два раза батя по чашке стукнет и скажет: «На жак!» — тогда все дозволено. И кто шустрее да ловчее — раза два-три обернется.

После обеда батя, бывало, скажет:

— Ну-ка, грамотеи, пособите отцу. Пишите барину записку.

— Что, батя, писать барину?

— Пиши так: «Ратнику отпущено сена — один стог и один копяк. Чепику только стог, а три копяка задержаны в залог, потому как Чепик не представил расчета с конторой».

— Как же, батя, писать барину «копяк»? Надо бы писать «маленький стожок», — возражают наши грамотеи. — Да и Чепик и Ратник — это же не фамилии, а прозвища.