Елена Чудинова - Лыбедь (сборник)

– От чужого тела степняки-кровососы живы, вроде тех насекомых, что носят на себе. Впрочем, оно и ладно, что носят.

– Почему? – Лыбедь, не таясь, махнула рукой на постылый станок. Уселась на скамью рядом с Дулебом. – Хлопоты одни с их насекомыми. Тело мертвое замучаешься обирать – того гляди, пакость какая через нож либо саблю на тебя перескочит. Я-то, понятно, мертвых не обирала, а вот братья, бывало, досадовали.

– Русский воин ходит тихо! – усмехнулся Дулеб. – Тяжелоступу в дружине не место. А все ж далеко нам до степных: крадутся тенями, вовсе бесшумно. В темноте не различить степняка, когда б ни одно. Сама догадаешься?

– Запах! – воскликнула Лыбедь. – Запах зловонный!

– Никакой зверь так не смердит! Запах бежит впереди степняка, запах выдает его приближение. Сам же человек зловония своего не чует.

– Как – не чует? – удивилась Лыбедь.

Частенько же доводилось ей тайком проскальзывать в холодную баню после весело проведенного на псарне дня. Не шибко весело поливаться ледяной водой. Да и ту, случается, сама же несешь от колодца. Но злая вонь, совсем незаметная на дворе, шибает в нос, едва войдешь в палаты. Кому охота тащить ее за собой в горницу?

– Ты потому чуешь дурной дух, что привыкла к чистоте, – пояснил Дулеб. – К зловонию человек принюхивается, притерпливается, стоит, к примеру, посидеть в узилище. Степняк не знает, что такое омовение, не то что добрая наша баня. Степняк не ведает стирки. Одежды тлеют на нем, потерявшие цвет от грязи. Потом опадают, как старая кора. Степняк не слышит своего духа, а стало быть, и не ведает о нем. Тут наша сильная сторона. Сколько раз мы о них наперед знали!

– Как это оно – жить степняком? – задумчиво спросила Лыбедь.

В мыслях девочка увидела картину кочевья: далекий окоём, однообразный и пустой, сухая трава под ногами. Ни могучего древнего дерева, изогнувшего свои ветви, как руки великана, ни юного веселого подлеска… Как отличить родную землю от чужой? Да и надо ли отличать, если не знаешь не ведаешь, где родился на свет? Палатки из кошмы, а то и просто крытые кибитки с неуклюжими цельными колесами. За самый краткий срок лагеря как не было: все разобрано, погружено, увязано… Только пепел да сальные угли кострища, только обгрызенные кости да нечистоты – вот все, что осталось от присутствия людей. Но и эти следы скоро поглотит Степь, словно заживит рану.

– Не пытайся понять. – Дулеб пытливо заглянул в детское лицо. – Все у нас различно. В жизни и смерти, в детстве и старости. Лес не поймет Степи.

– Понять нельзя, но знать надлежит, – уверенно ответила Лыбедь. – Отчего помянул ты о детстве и старости?

– Вообрази, что ты воевода, что враги напали в нежданном месте. А с тобой не только дружина, но жены, дети… И врагов больше. Равного боя не выйдет даже без такого бремени. Что надлежит делать старшему?

– Кого-то отрядить прикрывать жен и детей, чтоб ушли, кого-то и вперед выпустить. Ты почему спросил?

– Коли опасность велика, степняки бросят женщин и детей. – Дулеб усмехнулся ужасу княжны. – Жен можно взять новых, те родят еще детей. Мужчина ценнее малых и слабых.

– Но как же доброе имя?! – вскинулась девочка. – Да любой наш воин бросится на свой меч, коли такое случится по его вине!

– Нету меж них доброго имени. Ответь, кому подносят на нашем пиру лучший кусок?

– Старикам, кому ж еще… – Вопрос был уж очень нелеп, но Лыбедь решилась ответить. – Старикам и лучший кусок, и почетное место.

– Если в Степи голодно, кочевники уносят своих стариков в особые овраги, на поживу собакам. – Собаки те почитаются священными, носят ошейники, украшенные красными лоскутами.

– Люди ли они, Дулеб? – тихо спросила девочка. – Если ничто, чтимое человеком, для них не священно, то можно ли называть степняков людьми?

– Не тебе и не мне ответить на этот вопрос. – Дулеб поднялся, завершая разговор. —

Разве волхвы, из тех, что живут вовсе наособицу и провидят скрытое, знают ответ, да нам не скажут.

– Почему волхвы не ходят к людям, а ведьма, старая Туга, живет при граде, Дулеб? – задержала последним вопросом Лыбедь обычно неразговорчивого собеседника.

– Волхвы, они сами по себе, им только с богами разговор значим. Ведьма при людях – как клещ на собаке. Вылечить, заговорить, разобраться меж живыми и навьими. Заговорились мы с тобой. Прощай покуда, княжна.

Шаги Дулеба стихли за дверью, а девочка все сидела у своего станка, задумчиво глядя на угасавший в низкой печи огонь.