Галина Галахова - Поющий тростник

– Мама, зачем ты плачешь? Не плачь, сама же говорила, что пришло время радоваться! Я скоро выучусь, пойду работать, и тебе станет легче. Потерпи еще немного, родная!

– Только бы дожить до этого праздника!

– Доживем! Самое страшное позади!

Много собралось народу у школы, непривычно много народу. Наташа никогда не видела такого скопления детей. Когда их стали разводить по классам, некоторые девочки заплакали, думая, что это эвакуация.

Но тут на ступеньки школы взошла учительница в черном платье с высокими плечами – почти до ушей – и сказала:

– Здравствуйте, девочки! Здравствуйте, мамы, папы и бабушки с дедушками! Сегодня у нас незабываемый день. Мы начинаем новый учебный год в замечательное время, когда наш народ побеждает врагов и скоро приступит к мирной и счастливой жизни. Дети, не бойтесь идти в школу! В школе вас ждут учителя, которые сделают все возможное и невозможное, чтобы вернуть вам детство. Они научат вас тому, что они знают сами. С радостью они передадут вам свои знания, чтобы вы когда-нибудь в будущем поступили так же.

Мать подтолкнула Наташу к учительнице, похожей в своем черном платье с белой вставкой на груди на птицу-сороку, и Наташа, оторвавшись от горячей руки матери, сделала свой первый самостоятельный шаг в жизни. А в голове ее, как одинокая пловчиха на море, раскачивалась всего одна буква "а", которую она неизвестно где выучила и даже умела рисовать на песке.

Ей не терпелось поделиться с учительницей своим знанием, и, как только девочки и она сама заняли парты, она тут же выступила.

– Знаете, тетенька, я уже знаю букву "а"! – сказала она с гордостью и важно оглядела одноклассниц, которые сидели как мышки, свесив мышиные хвостики на плечи.

– Очень хорошо! – сказала учительница и объяснила всем, что в школе нет никаких тетенек. – А еще что ты знаешь, девочка?

Оказалось, что Наташа больше ничего не знает.

Учительница Анна Дмитриевна обратилась тогда к другим девочкам и стала выяснять, что знают они, и обнаружила только одну первоклассницу, которая знала некоторые буквы, остальные и понятия не имели, что это такое.

Потянулись школьные дни. Наташа научилась считать до девяти, но числа "десять" никак не могла понять, потому что оно состояло из единицы и нуля. Единицу она понимала, а как и зачем из нуля получается десять – понять не могла. Поэтому в ответах у нее не было чисел, больших девяти.

– Почему только девять? – удивлялась Анна Дмитриевна и начинала снова терпеливо объяснять, как образуются числа. Все это давно поняли и лихо считали до двадцати, одна Наташа стояла как перед пропастью и боялась сделать шаг вперед.

Анна Дмитриевна почти каждый день оставляла Наташу после уроков и настойчиво объясняла про числа, так что язык у нее начинал болеть. Ее слова, как капли воды, падали на сумрачный Наташин мозг и долбили его, как вода долбит камень. Пожалуй, легче было бы столковаться насчет арифметики с медведем, только что вывезенным из лесу, чем с Наташей.

Кроме неприятия арифметики Наташа Вишнякова отличалась еще рядом особенностей, одна из которых приводила Анну Дмитриевну в ужас. Целыми уроками Наташа жевала. Впрочем, в первом классе жевали многие, но она жевала сухари, которые сушила ей мать на завтраки, с каким-то диким неистовством. Ее холодные остекленелые глаза блуждали по классу, не находя себе покоя, ногтями она сдирала крошки с сухарей и осторожно, чтобы не потерять, несла крошки в открывающийся рот, и смыкала челюсти, и начинала жевать, как будто у нее был полный рот. Это равномерное хлябанье пустых челюстей наполняло душу Анны Дмитриевны страхом и состраданьем, но однажды она сорвалась и закричала:

– Вишнякова, прекрати жевать на уроках!

Наташа исподлобья враждебно взглянула на нее, и страшный механизм, рожденный голодом и войной, остановился на минуту и замер.

– Не надо, Наташа, есть на уроках! Не отвлекайся! Пожалуйста, слушай мои объяснения, – испугавшись своего крика, мягко сказала Анна Дмитриевна.

Но слова учительницы не дошли до сознания Наташи, они вдребезги разбились тут же, и снова челюсти принялись за работу, а глаза заходили, как ходики.

Однако, как ни плохо училась Наташа в первом классе, все же кое-что из объяснений учительницы проникло в ее сознание, и после зимних каникул она пришла в школу немного другая. Анна Дмитриевна устроила контрольную по русскому языку, и Наташа, подглядывая к соседке, написала эту контрольную на четверку, хотя Анна Дмитриевна видела, что она контрольную списала. Получив первую хорошую отметку, Наташа глаз не могла оторвать от тетрадки, гладила ее рукой, закрывала и снова открывала, боясь, что четверка может исчезнуть. Эта первая четверка стала для нее открытием, и в следующий раз она сосредоточилась и сама написала новую контрольную, правда на тройку, но эта тройка показалась ей еще дороже, чем та четверка, потому что она принадлежала лишь ей и была ее личным богатством. С русским дело пошло на лад, но по арифметике примеры за нее решала бабушка Настя, Наташа только их начисто переписывала.