Мария Грипе - ...И белые тени в лесу

Сама она этого не осознавала. Розильда была воспитана в уверенности, что ее нежная душа не способна ужиться с этим миром.

Она была «не такая, как все». Розильда сама использовала эти слова, я очень удивилась, когда поняла, что она на полном серьезе считает, будто она более хрупкая и чувствительная, чем все остальные. И вовсе не из-за того, что она немая, а потому, что у нее такая утонченная душа.

Когда я спросила, почему она так считает, Розильда сказала, что она унаследовала это от матери. У Арильда душа такая же тонкая и восприимчивая. В общем, оба они «не такие, как все».

Должно быть, им пытались это внушить. С самого детства они постоянно слышали о том, что они не похожи на других – под другими подразумевались пропащие существа. Единственным способом спасти свою душу было уйти от действительности, погрузиться в царство своих прекрасных грез.

Реальная жизнь таила в себе опасность. Поэтому-то так странно было то, что эта жизнь манила ее к себе. И вправду манила, хотя сама Розильда этого не осознавала. Она даже не догадывалась о том, что у нее есть чувство юмора. Узнав об этом, Розильда наверняка пришла бы отчаяние. Если и было в Замке Роз что-то запретное, так это чувство юмора. Ведь его Арильд с Розильдой могли унаследовать только от отца, а все понимали, куда это может привести.

Именно веселый нрав отца разрушил их семью, и никто другой не переживал этого так остро, как Розильда. Поэтому неудивительно, что ее это пугало. Она боялась реальной жизни, но жизнь ее звала и манила. Иногда Розильда не могла устоять и забывалась. Когда мы бывали вместе, происходило это не так уж часто, но вскоре я поняла, что пробудить в ней интерес к обычной жизни способна Каролина. Однажды она процитировала моего «брата Карла» – или Карлоса, как она стала теперь называть Каролину:

«Жизнь имеет свою цену, но она того стоит».

Розильда спросила меня, правда ли это, и я не стала отрицать, что так и есть. После моих слов она загрустила и, глубоко вздохнув, написала:

«Лишь бы эта жизнь не была такой губительной и опасной».

Насколько я поняла, Арильд тоже испытывал подобный страх. Но он не был таким открытым человеком, как Розильда. Хотя после нашей первой забавной встречи у телефона я бы этого не сказала. Тогда я не поняла, что на самом деле ничего смешного не было в том, чтобы снимать трубку и прислушиваться к шуму большого мира.

Я думала, что Арильд хотел пошутить. Но он говорил на полном серьезе. Он не хотел быть ближе к действительности. Мысль о том, чтобы уйти в монастырь, казалась ему совершенно естественной, говорил он. Розильда от таких размышлений была далека.

Арильд представлялся мне человеком мягким, он умел быть открытым и разговорчивым. Но этот открытый стиль общения был для него всего лишь маской, которая скрывала, насколько замкнут он в своей скорлупе. Он мог прямо и искренне смотреть вам в глаза. Но это ровным счетом ничего не значило. Он никого не пускал к себе в душу.

Я же предпочитала, чтобы прочные двери с крепким замком было видно издалека. Тогда всем понятно, что ты здесь незваный гость. И если попытаешься проникнуть внутрь – пеняй на себя.

А вот так оставлять дверь чуточку приоткрытой, чтобы привлечь людей, которые потом должны стоять у порога и мерзнуть на сквозняке, – по-моему, так нельзя.

Арильд не говорил мне «ты». Он всегда обращался на «вы», и, разумеется, в ответ я могла обращаться к нему тоже только на «вы». Звучало это довольно странно, мы никогда не говорили друг другу «ты». Скоро я привыкла к этому. Я поняла, что для Арильда совершенно естественно не подпускать к себе человека так близко.

Зато вряд ли Арильд стал бы говорить о самом себе, что он «не такой, как все», для этого он был слишком умен. Хотя воспитание на него повлияло так же, как на Розильду. Просто его ощущение того, что он чужой в этой жизни, сидело гораздо глубже.

Казалось, все важное и значительное происходит у него внутри. А в окружающей его повседневной жизни он участвует только из вежливости и как можно реже.

Такое впечатление об Арильде сложилось у меня после недели пребывания в Замке Роз. После нашей первой встречи, произошедшей той ночью, я ожидала от него совсем другого. Я была немного разочарована, хотя, наверно, все же это не совсем справедливо. Каролина воспринимала Арильда совсем иначе. Насчет мнимой открытости Арильда она была со мной не согласна, она совсем не считала, что таким образом он хотел скрыть, какой он на самом деле недоступный. Каролина сказала, что я делаю чересчур поспешные выводы, и больше не стала обсуждать со мной Арильда и Розильду. Мы их недостаточно хорошо знаем, и поэтому лучше держать свое мнение при себе, по крайней мере пока. Слушать меня она не хотела, и в общем-то была права.