Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала

— Да-да, тебя выбрали, и ты должна вручить подарок! — закричали остальные.

— Хорошо, — сказала Кейти, очень довольная, — но что же я скажу?

— Мы сочиним для тебя речь, — откликнулась Роза. — Говори приятным голосом, Кейти, и ни в коем случае не сутулься. А то кажется, будто ты стесняешься своего роста. Это дурная привычка, дитя мое, и мне всегда неприятно на это смотреть, — заключила она тоном мудрой мамаши, дающей полезные наставления.

Удивительно, что в школе может происходить столько событий, которых не замечают и о которых не подозревают учителя. Миссис Флоренс и не догадывалась о том, что всем девочкам известен ее секрет. Она собиралась уехать якобы на время и предоставить миссис Нипсон объяснять, что произошло. Поэтому для нее было полной неожиданностью появление Кейти державшей в руках красивую корзинку, полную свежих роз: алых, белых, розовых. Боюсь, что пришлось несколько смягчить суровые правила ОИЛ, чтобы позволить Розе Ред получить эти цветы: они конечно же не росли нигде в Хиллсовере, кроме сада профессора Секомба!

— Девочки поручили мне преподнести вам этот подарок с выражением глубокой любви от всех нас, — сказала Кейти, чувствуя странную робость и едва решаясь поднять глаза. Она поставила корзинку на стол. — Мы очень надеемся, что вы будете счастливы, — добавила она чуть тише и направилась к двери.

Миссис Флоренс, которая сначала была слишком удивлена, чтобы найти слова ответа, теперь вдруг воскликнула:

— Подождите! Вернитесь на минутку.

Кейти возвратилась. Щеки миссис Флоренс окрасил румянец. Она казалась очень красивой.

— Скажите девочкам, что я очень благодарна. Это очень красивый подарок. Я всегда буду дорожить им. — Она покраснела еще сильнее. Кейти тоже покраснела, ей показалось, что в глазах миссис Флоренс стоят слезы. Было непривычно видеть эту всегда спокойную женщину такой взволнованной.

— Что, что она сказала? — спрашивали девочки, собравшиеся группками у дверей классной комнаты, чтобы услышать отчет о встрече.

Кейти повторила слова миссис Флоренс. Некоторые из девочек были разочарованы.

— И это все? — сказали они. — Мы думали, она встанет и произнесет целую речь.

— Или хотя бы небольшое стихотворение, — вставила Роза Ред. — Несколько строк, сочиненных экспромтом; например, таких:

Раздался общий смех, на звук которого из классной вышла мисс Джейн.

— Соблюдайте порядок! — закричала она, звоня в колокольчик. — В чем дело? Начался час занятий.

— Нам жаль, что миссис Флоренс уходит, — сказал кто-то из девочек.

— Откуда вам это известно? — резко спросила мисс Джейн, но никто не ответил.

На следующий день миссис Флоренс уехала. Кейти провожала ее взглядом с тайной грустью в душе.

— Ах, если бы она тоже сказала, что не верит, будто я написала ту записку! — сказала она Кловер.

— Мне все равно. Пусть верит! Она глупая и несправедливая женщина! — ответила независимая в суждениях Кловер.

Отныне руководство школой было возложено на одну миссис Нипсон. Прежде она никогда не занималась хозяйственными делами школы, но имела на сей счет ряд собственных излюбленных теорий и ждала лишь ухода миссис Флоренс, чтобы осуществить их на практике. Одна из теорий миссис Нипсон — очень удобная и экономная для нее, но очень неприятная для ее подопечных — заключалась в том, что очень вредно молодым девушкам есть мясо каждый день в жаркую погоду. Поэтому три раза в неделю школьный обед состоял теперь из пудинга и хлеба с маслом.

Пудинг был из бездрожжевого теста, в котором кое-где попадалась черная смородина или изюм. Но подъем в шесть часов, легкий завтрак и четыре с половиной часа учебы — все это чудесным образом возбуждает аппетит, что охотно засвидетельствуют все, испытавшие на себе подобный режим. Бедные девочки спускались к обеду голодные как волки и смотрели на большие бледные ломти, лежавшие на тарелках, с гневом и отвращением, которые я и не пытаюсь описать. Ломти были очень толстые, к ним подавалось много сладкой подливки и хлеба с маслом, но так или иначе, а еда не насыщала, и девочки уходили наверх не менее голодные, чем были до обеда. Те, кто ел во вторую смену, обычно висели на перилах лестницы, ожидая пообедавших, и, когда в ответ на вопрос: «Что вы ели?» слышалось: «Пудинг!», тихий стон проносился по лестнице и всеми овладевало уныние.