Ференц Молнар - Мальчишки с улицы Пала

— Не будь дураком, Яно. Я дам тебе сигар сколько хочешь. Но за это придется кое-что сделать.

— Что сделать? — проворчал Яно.

— Да просто прогнать мальчишек с пустыря. Не позволять им играть здесь в мяч да растаскивать штабеля.

Наступило непродолжительное молчание, из чего Немечек заключил, что сторож раздумывает. Потом опять послышался его голос:

— Прогнать?

— Да.

— А почему?

— Потому что здесь хотят играть другие. И всё богатые ребята… Сигар будет — хоть завались… и деньги будут… Это подействовало.

— Деньги будут? — переспросил Яно.

— Будут. Форинт будет.

Форинт окончательно умаслил словака.

— Ладно, — сказал он. — Прогоним их.

Щеколда звякнула, дверь скрипнула. Гереб вышел из сторожки. Но и Немечека уже не было на крыше. Ловко, как кошка, спрыгнул он на землю, вскочил на ноги и помчался между штабелями назад, на пустырь. Мальчуган был очень взволнован: он чувствовал, что судьба товарищей, все будущее пустыря сейчас в его руках.

— Бока! — еще издали крикнул он. Ответа не было.

— Бока! Господин президент! — крикнул он снова.

— Он еще не пришел! — откликнулся кто-то.

Немечек летел как вихрь. Нужно сейчас же известить Боку о случившемся. Нужно не медля действовать, пока их еще не прогнали отсюда. Поравнявшись с последним штабелем, он увидел членов «Общества замазки», которые все еще заседали. Вейс все с тем же важным видом председательствовал и, когда Немечек промчался мимо, крикнул:

— Гаго, го! Господин секретарь!

Немечек отмахнулся, показывая, что не может останавливаться.

— Господин секретарь! — завопил Вейс ему вдогонку и в подкрепление своего авторитета изо всех сил затряс колокольчиком.

— Мне некогда! — крикнул в ответ Немечек и побежал дальше в надежде застать Боку дома.

Тогда Вейс прибегнул к последнему средству. Срывающимся голосом он возопил:

— Рядовой! Смирно!

Тут уж поневоле пришлось остановиться: ведь Вейс лейтенант… Немечек просто кипел от негодования, но против начальства не пойдешь.

— Слушаю, господин лейтенант! — отозвался он, щелкнув каблуками.

— Имейте в виду, — сказал председатель «Общества замазки». — Только что вынесено решение: начиная с сегодняшнего дня мы будем продолжать свою деятельность как тайное общество. Избран новый председатель.

— Да здравствует Колнаи! — с воодушевлением воскликнули присутствующие. Только Барабаш сказал, ухмыляясь:

— Долой Колнаи!

— Если господин секретарь желает сохранить свой пост, — продолжал председатель, — он должен сейчас же вместе с нами принести клятву в соблюдении тайны. Потому что, если господин Рац узнает…

В это мгновение Немечек увидел Гереба, кравшегося между штабелями. Улизни сейчас Гереб — и конец всему… Конец этим фортам, конец пустырю… Но если Бока успеет поговорить с ним по душам ;кто знает, может, у него проснется совесть. Чуть не плача от бессильной ярости, белокурый мальчуган перебил Вейса:

— Господин председатель… Я же опоздаю… мне нужно бежать…

— Вы что, струсили, господин секретарь? — строго спросил Вейс. — Боитесь, что если общество раскроют, то и вам влетит?

Но Немечек уже не слышал. Все его внимание сосредоточилось на Геребе, который, притаившись за штабелями, ждал, пока мальчики уйдут, чтобы беспрепятственно выскользнуть на улицу… Видя это, Немечек без дальних слов покинул собрание. Запахнул свой пиджачок — и был таков: вихрем промчавшись по пустырю, исчез за калиткой.

Все остолбенели. Наконец в гробовой тишине раздался замогильный голос председателя:

— Уважаемые члены общества, вы все видели, как ведет себя Эрне Немечек. Заявляю, что Эрне Немечек — трус!

— Правильно! — зашумело собрание. А Колнаи, тот даже крикнул:

— Предатель!

Рихтер, волнуясь, попросил слова:

— Я предлагаю лишить этого трусливого изменника, который бросил нас в беде, звания секретаря, исключить из общества и в тайную книгу протоколов занести, что он — предатель!

— Ура! — единодушно вырвалось у всех.

И в глубокой тишине председатель огласил приговор:

— Общее собрание объявляет Эрне Немечека трусом и предателем, смещает его с должности секретаря и исключает из общества. Господин нотариус!

— Я! — отозвался Лесик.

— Занесите в книгу протоколов, что общее собрание признало Эрне Немечека трусом и предателем, и впишите туда его имя с маленькой буквы.

Сдержанный гул прошел по рядам. По уставу это была самая строгая кара. Все обступили Лесика, который тотчас же сел на землю, развернул на коленях пятикрайцаровую тетрадку, служившую книгой протоколов, и крупными каракулями вывел в ней: