Яков Тайц - Неугасимый свет

Янкеле берёт карандаш и красным концом старательно рисует хорошее слово: «свидание».

Вечером он пристаёт к маме:

— Когда же мы поедем на свидание?

Мама пахнет табаком. Она устало сидит на сундуке и жёлтыми, табачными пальцами перебирает получку. Янкеле трогает тёплые деньги.

— Мама, когда я вырасту, я буду каждый день приносить получку!

Мама обнимает его и даёт копейку. Янкеле прячет её в коробочку.

— Папе отвезу, — важно говорит он. — А когда же мы поедем всё-таки?

— Ещё не пускают, золотко!

Янкеле берёт маму за руку:

— Знаешь, отдай им получку, тогда пустят на свидание!

Мама качает головой:

— Нашей получки не хватит, Янкеле: им большую получку надо!

Она кладёт на сундук подушку, Янкеле ложится. Он закутывается с головой в одеяло.

— Ты смотри без меня не уезжай на свидание! — и поворачивается к стенке.

Приходит бабушка, но Янкеле не слышит. Он далеко, он поехал на свидание. Вот он уже сидит у папы на коленях и сосёт большую конфету. А в одной руке у него ещё яблоко. А в другой много разных денег. А папа подбрасывает его на коленях, будто Янкеле скачет на коне… Янкеле смешно, конфета подпрыгивает во рту, деньги звенят, Янкеле смеётся. Он всё смеётся, дёргает папу за усы, будто за вожжи, и кричит: «Тату, н-но… н-н-но…» Такое хорошее свидание! Утром он рассказывает:

— Бабушка, мне снилось свидание!

Бабушка в валенках стоит у двери:

— Вставай, котик, я ухожу! Янкеле сбрасывает одеяло:

— Вот поеду к папе, расскажу, как вы меня оставляете. Я ему всё-всё расскажу! И про свадьбу у Мошковских, и как ты бидон опрокинула, и… как мама таракана тогда испугалась!.. Нам с папой есть о чём поговорить! Только бы скорей пустили, а то ещё всё перезабудешь!

Долго не пускали на свидание. Уже и зима кончилась, стало тепло, цветы на стекле пропали, снежный городовой за окном похудел и покосился… В один из таких весенних дней прибежала мама.

— Янкеле, бабушка! Пускают! Пришла бумага! — Она целовала Янкеле, она душила его.

— Пришла! — кричал Янкеле. — Бумага!

А бабушка, глядя на них, уголком платка утирала глаза…

В пятницу вечером мама вымыла Янкеле голову. Она больно скребла ногтями, но Янкеле терпел. Пускай папа видит, какой он чистый, и даже шея чистая. Потом собрали передачу: мама — папиросы, бабушка — тёплые носки, а Янкеле — картинки и копейку. Получилась большая передача. В субботу встали рано и поехали. А бабушка осталась дома.

Была хорошая погода. В лужах плескалось солнце. По широким канавам катилась мутная вода. Янкеле крепко держался за маму. Они прошли через Рыбный базар, мимо синагоги, свернули на проспект и вышли к вокзалу. Янкеле первый раз в жизни едет в поезде. Вагоны — всё равно как дома, а поезд — целая улица разноцветных домов. Жёлтые и синие — это первый класс, там богатые. Но в третьем классе тоже хорошо, и всё равно можно стоять у окна. Голые деревья, чёрные поля, серые избы с соломенными крышами, тень от паровозного дыма, оборванные мужики в лаптях — всё это бежало назад, в Вильну… Прошёл кондуктор: «Господа пассажиры, предъявите билеты!» Янкеле показал свою половинку.

— Мама, — тихо сказал он, — по-русски «билет», и по-нашему тоже «билет»!

Мама ответила:

— Правда, Янкеле… Не верится, что мы его скоро увидим.

И, когда уже приехали в тот город и подходили к тюрьме, она повторила:

— Не верится…

Мама зашла в контору за пропуском. Янкеле разглядывал высокую тюремную стену. Стена была старая, во многих местах обвалилась штукатурка, а наверху даже выросла трава. Там, за стеной, папа! Янкеле прижал к груди узелок с передачей. Сейчас исполнится его сон. Только Янкеле не будет сидеть у папы на коленях — он уже большой. Он просто обнимет папу, они расцелуются и поговорят — им с папой есть о чём поговорить! Если же папа очень захочет, Янкеле немножко посидит у папы на коленках, но недолго.

За стеной было тихо. Воробышек вспорхнул с мостовой, устроился на стене, оглянулся и — чик-чирик — полетел на тюремный двор.

— Хорошо воробеичикам!.. — сказал Янкеле, когда мама вышла, и показал на часового у ворот: — Это стражник, да?

— Ша, ша, Янкеле! — сказала мама.

Стражник посмотрел на пропуск, тяжёлая калитка на колесике с грохотом приоткрылась, они вошли — и Янкеле стало немного страшно. Сзади — высокая стена, ворота, стражник с ружьём. Впереди — большой дом с решётками на окнах и снова стражник. Янкеле крепче схватился за маму. Мама сегодня не пахла табаком, на ней было длинное нарядное платье с газовой вставочкой на груди, как у мадам Мошковской. Край маминого платья тянулся по камням тюремного двора.