Яков Тайц - Неугасимый свет

У фабрики была даже вывеска кисти Ефима Зака:

ПАКЕТЫ, БУМАЖНЫЕ МЕШКИ И КУЛЬКИ

СКОРО!!! ТОЧНО!!! ПРОЧНО!!!

Буквы были замечательные, точно печатные. По краям извивались узоры. Я ныл:

— Тётя Бася, вы же ему родственница, — отведите меня к Заку!

Бася густо смазывает клейстером листы из старых журналов:

— А способность? Хороший пакет тоже не всякий сделает, а тут — художественное дело.

— Пусть он меня испробует.

— Ну хорошо, только положи пакет, не мешай!

У тёти Баси была моя «библиотека». Книг у меня не было, и я читал пакеты.

Попадались очень интересные.

В один пакет я залез с головой — прочитать изнанку. Бася рассердилась:

— Положи! Разорвёшь!

Я взял другой.

«Если на вас, как из рога изобилия, сыплются неприятности, не падайте духом. Наши безвредные укрепляющие капли…»

Остальное было загнуто и заклеено.

— Тётя Бася, что такое «рог изобилия»?

Тётя Бася бросает работу, упирается кулаками в стол:

— Ты перестанешь мешать? Тут срочный заказ для мадам Болтянской, а я ещё половины не сделала!

Вечером я спросил у папы:

— Папа, что это значит: «рог изобилия»?

— Кого рог? — удивился папа. — Изобилия? Хм! У кого мы имеем рога? Мы имеем рога у коровы, у козы, у… — Он задумался, потёр подбородок и вдруг показал на ходики. — Десять часов, а ребёнок ещё не спит… Марш в кровать!

Два дня я ко всем приставал:

— Что такое «рог изобилия»? Бабушка отвечала:

— Мало ли какую чепуху печатают в этих журналах!

Мама отвечала:

— Я тебе сто раз говорила: не читай эти дурацкие пакеты!

Дядя объяснил:

— Изобилие — это, наверное, толстая корова, и это её рога.

А тётя сказала:

— Это такой рожок.

Я побежал к тёте Басе, стал перечитывать:

— «Если на вас, как из рога изобилия…» Бася перебила:

— Сегодня утром я его встретила на базаре. Покупает какую-то олифу.

Я вскочил:

— Ефима Зака?

— Ага!

— Ой! Что он сказал?

Тётя Бася нарочно молчит, смазывая и загибая листза листом. Она сделала полдюжины пакетов и только после этого ответила:

— Он сказал: «Вы же знаете, Бася, у меня одни дочки, и хороший мальчик мне не помешает». Я сказала: «У меня есть для вас хороший мальчик. Лучшего не найдёте: мой племянник, сын щетинщика Липкина». Зак сказал: «Приведите». В пятницу мы с тобой пойдём.

Я побежал домой, рассказал маме про Зака, рассказал папе про Зака и стал собирать для Зака свои рисунки.

В пятницу мама нарядила меня, точно па свадьбу.

— Смотри, будь умным мальчиком, слушайся тёти Баси… Басенька, ты поговори там, упроси Ефима!

— Он будет смотреть только на способность… — ответила тётя Бася. — Идём скорей, а то у меня фабрика стоит!

Она зашагала быстро, как солдат. Я едва поспевал за ней. По дороге нам попадались знакомые вывески — портные, парикмахеры, сапожника, лавочники, — на каждой в углу была подпись: «Художественный салон Е. Зак».

Спотыкаясь, я бежал за тётей и мечтал: «А вдруг когда-нибудь и моя работа будет висеть по всему городу, и все будут читать: «Гирш Липкин, Гирш Липкин»!

Я волновался. Тётя ворчала:

— Каждый час — это полсотни пакетов! Кто мне их вернёт?

Зак жил: Тюремная, угол Мощёной. Мы долго шли вдоль глухого забора. Было лето, цвели каштаны, громадные цветы сияли на них, точно свечи.

— Тётя Бася, вы ему не говорите, что мне девять. Скажите — одиннадцать!

— Что ты меня учишь!

Она толкнула калитку, и я увидел Зака. В тени каштана он писал вывеску:

ДИЧ

Он был маленький, с большой лысой головой.

— А, Баселе? — сказал он и бросил кисти в ведро. — Заходите, фабрикантка. Как у вас там — всё срочно и прочно?

Тётя засмеялась. Зак обернулся ко мне:

— Как тебя зовут?.. Гирш? Гирш — значит олень. Посмотрим, оленёнок, какие у тебя рожки, что ты умеешь.

Я вспомнил «рог изобилия», но спросить не решался и молча подал Заку рисунки. Он посмотрел:

— Молодец! А читать ты знаешь?

Я взглянул на вывеску и отчеканил:

— Дичь! — И вдруг забормотал: — Только здесь, в конце, надо мягкий знак…

Я испугался и спрятался за тётку. Тут сам великий Зак немного смутился:

— Скажите, какой министр! Он даже знает мягкие знаки! Ещё один вопрос, и мы его отпустим. Зайдёмте в салон!.. Шейна, принимай гостей!

В комнате было тесно, грязно, убого. Шейна положила на голый стол ржавую селёдку и две луковицы. Пахло пелёнками, масляной краской, замазкой. Вдоль стены, в углу, затылками к нам стояло пять или шесть оборванных девочек. Они что-то ели — верно, что-то очень вкусное, так как все громко чавкали, причмокивали, облизывались, шумели: