Евгений Герасимов - Щорс

Когда штаб украинского фронта по прямому проводу запросил: «Скажите, какое положение в Киеве», — штаб киевской группы ответил: «Богунцы исправят все, а к вечеру мы их ждем».

После одного дня пути богунцы высадились из эшелонов на станции Бородянка и пошли навстречу кулацким полкам сечевиков, рвавшихся к Киеву. Несколько дней шли упорные бои. Села переходили из рук в руки несколько раз в сутки. Но после двух-трех штыковых атак богунцев сечевые полки Петлюры потеряли боеспособность.

Петлюровцы пытались взорвать мост через реку Тетерев. Прикрываясь огнем бронепоезда, они сбросили на мост ящики с пироксилином, — осталось только поджечь бикфордовы шнуры. Головная рота богунцев кинулась на мост, но была почти начисто сметена огнем. Тогда командир следующей роты, выходившей из леса, скомандовал: «За мной, в атаку!» и опять богунцы бросились вперед. Десятки богунцев легли на мосту; по их трупам остальные ворвались на западный берег реки, по пути потушив руками бикфордовы шнуры.

На бердичевском участке положение было гораздо напряженнее. Петлюра сосредоточил здесь свои наиболее боеспособные части. Пользуясь своим численным превосходством, они заставили таращанцев отступить.

Щорс получил от командующего армией приказ: «Удержать Бердичев во что бы то ни стало».

Он приехал в Бердичев на бронепоезде. Была ночь. Петлюровцы уже подходили к городу. На вокзале толпились красноармейцы разных частей бригады. Чувствовалась полная растерянность. Щорс выскочил из вагона, сейчас же собрал всех красноармейцев, выстроил и повел на поддержку цепей, отступавших уже в город.

Так началась борьба за Бердичев. Она продолжалась девять дней. Город переходил из рук в руки. Щорс называл эти бои «бердичевским кошмаром».

Были такие моменты: в лоб на таращанцев наступала несколькими густыми цепями отборная пехота петлюровских синежупанников, на левый фланг неслась кавалерия, а в тыл, под прикрытием бронепоезда, заходили роты юнкеров. Таращанцы не выдерживали, поворачивались, бежали. Щорс, осаживая на всем скаку коня, преграждал дорогу бегущим, стреляя из револьвера в воздух, и кричал охрипшим голосом:

— Ни шагу назад!

И таращанцы останавливались, рассыпались цепью и шли за Щорсом.

Были моменты, когда Щорс, скомандовав: «За мной, в атаку!», бежал впереди, задыхаясь от приступа кашля. На него страшно было смотреть. На давно не бритом, осунувшемся от бессонных ночей лице лихорадочно блестели большие глаза.

Были моменты, когда Щорс действовал, как рядовой боец. Видели, как он подползал к железнодорожному полотну, наперерез заходившему в тыл бронепоезду. Видели, как он клал на рельсы пироксилиновые шашки, как поджигал бикфордов шнур, и видели, как потом вздрагивал от взрыва бронепоезд.

Были моменты, когда все силы таращанцев иссякали, они отходили, охваченные паникой, но у самого города неожиданно появлялся Щорс со свежей поддержкой. Он пополнял поредевшие ряды таращанцев еврейской рабочей молодежью Бердичева. Пережившая кошмарные дни петлюровских погромов, молодежь бралась за оружие.

— Щорс бежал впереди нашей роты, — рассказывал после боя какой-нибудь таращанец.

— Не может этого быть, — возражал другой, — в это время Щорс был у нас.

И люди спорили до пены у рта, каждый был убежден, что он прав. Послушав таращанцев, можно было подумать, что Щорс вездесущ. Воспитанные Боженко, обожавшие своего батьку, они пели о Щорсе:

И батько Боженко тоже пел эту песню о Щорсе, Когда таращанцы рассказывали о боях под Бердичевом, трудно было правду отличить от вымысла. Вчерашний день превращался уже в легенду.

«Погода была холодная и сырая. Снег только что растаял, была грязь, — писал в письме один из рядовых участников борьбы за Бердичев. — У многих бойцов распухли ноги и закостенели руки. С большими потерями мы отходили к Бердичеву. Ночью мы видели зарево над теми селами, где нас принимали особенно радостно. Сердце сжималось, когда мы смотрели на багровое небо. На рассвете человек сто отступивших бойцов собралось на станции. Вдруг под красным флагом к перрону подъезжает бронепоезд. Не ожидая никакой провокации, мы радостной толпой высыпали к нему навстречу. Но вместо приветствия на нас посыпались горячим градом пули и картечь. Поднялась паника. И вот откуда-то появился Щорс с наганом в руке. Его суровый голос сразу привел нас в себя. Он сумел нас задержать и рассыпать в цепь. Я бежал, неся на плече тело пулемета „максим“. А мой товарищ тащил станок. Указав высокое место, Щорс приказал нам собрать пулемет и открыть убийственный огонь. Через минуту наш пулемет уже работал, а Щорс командовал: „Цепь вперед, за мной, ура!“ Никогда не забуду я этого торжественного момента: с наганом в руке летит Щорс впереди, и все напрягают силы, чтобы не отстать от своего молодого начдива. Дав задний ход, петлюровский бронепоезд поторопился исчезнуть с наших глаз».