— А вот увидишь! Ты еще не знаешь, что такое «бенефис». Но ты сама, собственными глазами увидишь… Скандал выйдет большой… «Шестерки» нас выучили… Они своему Тормеру такой же «подкатили».
Догадываясь, что учителю географии предполагается устроить какую-то гадость, а не могла удержаться, чтобы не спросить:
— В чем же виноват Миддерлих и почему Марионилочка не может читать от 3-х до 4-х? Не все ли равно?
— Ах, ты ничего не понимаешь, Воронская… От трех до четырех m-lle должна к maman идти с дневным отчетом и ей не до того будет. Так у нас и пропадет сегодня ее чтение. И все из-за нашего Навуходоносора, т. е. Миддерлиха! И потом, вообще надо же его посадить на место… Несправедливый он, изверг, злющий!.. На что Лимоша Зернская — первая ученица, и ее не пощадил в последний раз: шестерку поставил… а за что? За то, что про Карпаты забыла. Очень нужно помнить Карпаты! Сам он Карпаты — Навуходоносор противный!.. Вот увидишь, что за славную штучку мы с ним выкинем!..
Она еще хотела сказать что-то, но в эту минуту дверь класса широко распахнулась и сам «Навуходоносор» появился на пороге, а вместе с ним появился острый и противный запах карболки, неразлучный с особою нашего учителя географии. У него, как я уже успела узнать, болели ноги и он лечил их какою-то мазью с запахом карболки.
Это был полный высокий человек, коротко обстриженный под гребенку, с сизым носом, испещренным синими жилками и прозванным в институте за это «Великой системой рек и озер».
Прежде чем географ вошел на кафедру, он своими маленькими мышиными глазками оглядел испытующе весь класс.
— Что у нас задано на сегодня? — обратился он к дежурной, Лидин Лорановой.
Та ответила.
— Г-жа Мендель! Неугодно ли вам перечислить какие реки протекают на севере России, — произнес скрипящий, неприятный голос географа.
Оля Мендель бойко вскочила со своего места и подошла к доске с натянутой на ней картой, находившейся как раз против стула учителя, на котором Навуходоносор уселся со всеми предосторожностями.
— Обь, Енисей, Лена, Амур… — начала девочка, смело водя по карте линейкой и вдруг остановилась сразу. — Нет, я не могу, — прошептала она, быстро. выхватив платок из кармана и прикладывая его к губам, — я не могу больше… Меня тошнить… Здесь ужасно пахнет карболкой… Точно в больнице…
И шалунья с гримасой из-под кончика платка скосила глаза на географа.
Учитель сначала побледнел, потом покраснел и притом так сильно, что его лиловый нос принял разом фиолетовый оттенок.
— Садитесь, пожалуйста, — произнес он, отпуская на место Мендель и не зная что еще сказать от смущения. Очевидно, он разом понял злую выходку.
Мендель, фыркая и давясь в платок, проскользнула к своей парте.
Через минуту на ее месте у кафедры стояла Стрекоза, вызванная за нею немного пришедшим в себя учителем. Она только что успела выйти на середину класса, как внезапно замахала рукой и закричала:
— Ах, карболка!.. Невозможно пахнет карболкой!.. Вы не знаете отчего это? — и она отпрянула назад к своему месту, прежде чем Навуходоносор отпустил ее. С последним происходило нечто невероятное. Он поминутно менялся в лице, то краснее, то бледнее. Комисарова, дежурившая вместо m-lle Рабе в нашем классе, сидела как на горячих угольях, решительно недоумевая в чем дело.
— M-lle Дорина! Не сможете ли вы мне ответить урока? — уже не прежним обычно резким, а заискивающим тоном обратился Навуходоносор к Колибри. Очевидно, выходка девочек немало смущала его.
Колибри встала, сделала несколько шагов по направлению к кафедре, и подойдя к учителю, неожиданно закрыла лицо руками, сильно пошатнулась уже готова была грохнуться на пол, но подоспевшая Комисарова подхватила свою любимицу и почти чуть ли не на руках вынесла ее из класса.
— Что с г-жою Дориной? — недоумевающе обратился к нам учитель.
Тогда Додошка стремительно поднялась со своего места и звучно проговорила, глядя в самые глаза Миддерлиха дерзкими, вызывающими глазами:
— Нет ничего удивительного, что Дориной дурно. Здесь невозможно пахнет карболкой. Кто-то, очевидно, принес сюда банку с карболкой или, может быть, нарочно сделал себе примочку из нее… У нас у всех кружится голова, поэтому мы не можем сидеть в классе. Я сама еле сижу.
Миддерлих понял, что все сказанное относилось к нему, остро взглянул на дерзкую девочку, вспыхнул и завертелся па стуле. Потом быстро вскочил с кафедры и с изменившимся лицом кинулся к двери.
Читать дальше