Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]

В три часа ночи Горшков остановился у железнодорожного переезда; на опущенной перекладине шлагбаума висел фонарь; квадрат света из окна сторожки ложился на кусок оловянно мерцающего рельса и на край черной от мазута шпалы.

Горшков выпрыгнул из кабины, потянулся, разминая уставшее тело. Заиндевевший автомобиль шумно сопел паром, отпотевшие бока капота лоснились, отражая лунный сзет.

В сторожке было тепло. Пламя гудело за раскаленной дверкой чугунного камелька, на широкой лавке-лежанке, сдвинув на глаза рваный треух, дремал старик в ватнике, подпоясанный брезентовым ремнем с двуствольным футляром для флажков.

— Ты зачем, отец, шлагбаум закрыл? Поездов-то не видно.

Старик проснулся сразу. Оглядел ночного гостя, втянул носом запах бензина и хитро подмигнул:

— А чтоб проезжие люди будили меня почаще. Разомлел в тепле, не совладать. А ты, поди, на Петров-Павловск наладился?

Горшков кивнул, расстегнул полушубок, протянул над камельком пальцы,

— А что, отец, если я тут часок-другой передохну?

— А спи на здоровье, — охотно согласился старик. — Чем туда в потемках-то приезжать, перегости здесь. — Он еще раз внимательно оглядел Горшкова. — А нет ли у тебя, часом, спиртишки?

Горшков вспомнил про флягу, сунутую в карман его полушубка Примаком, отдал ее старику, а сам вышел из сторожки. Он отвел грузовик на край дороги, запер кабину и выпустил воду из двигателя.

В будке уже хлопотал старик: появились две кружки, головка чесноку, кусок сала. Горшков присоединил к ним сверток с Ольгиными лепешками. Потом снял валенки, бросил на лавку мехом вверх полушубок и прилег, поджав ноги.

Старик взял валенки и портянки, пристроил их сушиться над камельком и присел к столу.

— Люблю шофёров, — сказал он. — Расторопный, ловкий человек ваш брат. Был у меня сынок вроде тебя, шофёр. Да пропал на войне… Ты как, разведенный употребляешь аль цельный?

Горшков не ответил. Он крепко спал, прикрыв ладонью глаза.

В мутных предутренних сумерках грузовик пролетел длинное село Макушино и снова вырвался на простор. Степь наплывала в малиновых сполохах медленного рассвета, снег плавился по горизонту густым тяжелым огнём и вдруг посветлел, заискрился, заголубел. А потом по этой голубизне замелькали фиолетовые огоньки, похожие на вспышки электросварки. Горшков перестал смотреть вперед и сосредоточил взгляд на пробке радиатора. Она была черная, и глазам стало легче.

Вот на горизонте показалась высокая башня хлебного элеватора. «Петухово, совхоз «Авангард», — вспомнил Горшков. И сразу словно что-то толкнуло в грудь. «Надя! Здесь ведь она живет!..»

На широкой сельской улице он остановил грузовик, запер кабину и пошел вдоль палисадников, приглядываясь к избам.

Сзади раздался скрип легких шагов по снегу. Горшков повернулся. Девочка в белых фетровых валеночках и в овчинной шубке бежала к грузовику.

Не веря себе, Горшков позвал:

— Аня!

Девочка остановилась, удивленно тараща светлые глаза, и запрыгала на месте. Горшков понял: дочка узнала его.

Задыхаясь от радости, он прижал ребенка к себе.

— Аня! Как ты сюда попала?

Девочка поправила на голове сбитый платочек, оглянулась на набежавших откуда-то мальчишек и ухватила отца за руку:

— Пойдем домой.

— Куда? — переспросил он, не трогаясь с места.

— К бабушке, домой. — И она потащила его к деревянному дому недалеко от колодца.

Горшков машинально стряхнул с валенок снег метелкой, приставленной к высокому коыльцу, и вслед за дочерью вошел в незнакомый дом.

Прыгая то на одной, то на другой ноге, Аня кричала:

— Бабушка! Папа приехал! На грузовике! Пожилая женщина, высокая, с суровым лицом, поднялась из-за стола. Казалось, она не удивилась.

— Дверь закрой. Выстудишь дом.

Она подошла к Горшкову, протянула руку и сказала без улыбки:

— Ну вот, ты и явился, слава богу. Из Петропавловска едешь? В детдоме был?

Горшков молчал: с простенка между окнами с увеличенной фотографии смотрела на него Надя. Её спокойные глаза объяснили ему все. Горшков двумя руками схватил протянутую ему руку и затряс ее. Он давился словами.

— Анна, — сказала женщина, — не раздевайся, погоди. Беги к бухгалтеру, скажи, чтоб уходил, не ждал меня. Завтра доделаем. Гость, скажи, приехал.

Девочка опять запрыгала было, но вдруг стихла и спросила недоверчиво: