Александр Исбах - Капитан Соколин

Гордеев стоял бледный, неподвижный. Он хмуро смотрел на Дубова. Комиссар с недоумением вслушивался в слова полковника.

Здесь, на Востоке, Гордеева любили, привыкли к песням его, и хлебам его, лучшим во всей округе, знали его любовное отношение к оружию. Но полковник не будет бросать слов на ветер. К словам полковника надо прислушаться.

Соколин видел смущение в глазах коммунистов, недоуменные вопросы во взглядах, колебание. Старая неприязнь к полковнику опять накипала в нем. Он не даст полковнику обманывать собрание. Командир полка клевещет на Гордеева. Почему? Зачем? В этом Соколин не мог сейчас разобраться. Ом посмотрел на Дубова, и недоуменные взгляды их скрестились.

Надо было принимать решение. Гордеев сумрачно поник у стола. Он уже не слушал речи полковника. «Все равно, — думал он, — все поверят полковнику. Но капитан Соколин…»

Он умоляюще взглянул на капитана. И капитан понял его взгляд.

— Прошу слова, — сказал Соколин.

Полковник еще не кончил. Он остановился, и лицо его сердито передернулось.

Внезапно стремительно распахнулась дверь. Ветер ворвался в клуб, принеся с собой запах хвои и надвигающегося дождя. Вместе с ветром вбежал дежурный по полку. Увидев его, все вскочили с мест. От волнения он не мог говорить. Он задыхался.

— Тревога… тревога, товарищи! — наконец выдохнул дежурный. — Японцы перешли нашу границу.

«Вот оно, настоящее», подумал Соколин. Сердце его усиленно билось. Глаза горели. Надо поднимать батальон, вести его в бой. Каков приказ? Он посмотрел на полковника. Тот нервно теребил бороду. Все ждали приказа.

— Спокойно, товарищи, — сказал комиссар полка Дубов, — спокойно. Разойтись по своим подразделениям. Объявляю перерыв до окончания боя.

Японцы, перейдя границу, заняли рощу на высоте с отметкой 201.

Комбат Соколин получил приказ — выбить противника.

Комиссар полка Дубов пошел в бой с батальоном Соколина.

Узнав о его решении, полковник Седых скептически прищурил глаз, но ничего не сказал комиссару.

«Авторитет наживает», подумал он враждебно.

И Дубов понял, что именно так и подумал о нем полковник. На одно мгновение мелькнула мысль: а можно ли оставлять полковника одного с полком? Но он тут же подавил эту мысль, сочтя ее недостойной.

Ночь была тревожной. Соколин лежал за кочкой на шинели и напряженно вглядывался в тьму. Ему казалось, что вчерашний эпизод перехода границы японцами — не обычная, случавшаяся не раз пограничная перестрелка. «Началось…» думал Соколин. И на его долю выпадет в первые же минуты войны встретиться лицом к лицу с врагом в жестокой схватке.

— Товарищ капитан, — подполз к нему Василий Гордеев, — на опушке японцы…

У Соколина, находящегося с первой ротой, было два станковых пулемета и несколько ручных. Японцы начали наступать на заре.

После двухчасовой пулеметной перестрелки японцы пошли в атаку. Они двигались перебежками, ложились, но лежа не стреляли.

С криком «банзай» японцы вскакивали на колени, стреляли и опять падали.

По перебегающим бойцам японцы огня не вели. Они ждали, пока боец остановится, и тотчас по месту приземления открывали огонь из винтовок и ручных пулеметов.

Гордеев первый разгадал их тактику. При перебежке он упал и немедленно перекатился на несколько метров в сторону. Японцы продолжали сосредоточенным огнем обстреливать место, которое он покинул.

Несмотря на волнение и неотвязное постыдное чувство страха перед пулей, Гордеев усмехнулся. Провел самураев! Скоро его примеру последовали и другие бойцы.

Стрелял Гордеев беспрестанно. Винтовка его накалилась и обжигала руку. Одна из вражеских пуль, просвистав совсем близко, опалила щеку. И каждый раз, услышав свист пули, он задыхался и закрывал глаза.

Но стрелял он метко. Он видел, как упал от его пули бежавший впереди других японец, несомненно офицер, и чувство уверенности в себе все более вытесняло боязнь перед вражеской пулей.

Это была первая схватка с врагом. Это еще не была настоящая война. Еще не иступили в бой танки, самолеты, артиллерия. Противник только разведывал, только проверял бдительность красной заставы.

Убитые и раненые японцы лежали в пограничной зоне. Огонь японцев был менее меток. Но и красные потеряли уже не одного бойца.

Вдруг Гордеев вспомнил, что он посадил перед боем партию хлебов и наступает срок вынуть их. Уйти из боя? Невозможно. Но пропадет хлеб! Это тоже невозможно.

Он подполз к отделкому и попросил разрешения сбегать в тыл — вынуть хлебы. Отделком неодобрительно покачал головой. «Трусит парень, — подумал он, — пули испугался». Но разрешил отлучку на полчаса.