Виктория Ледерман: Уроков не будет!

— А вон к тому не пойдешь? — Папа кивнул на смуглого футболиста за крайним столом.

— Пап, это же легионер, он француз. Что я ему скажу?

— Но ты же, кажется, французский изучаешь? Ты что, до сих пор не знаешь, как поздороваться и поблагодарить? А то, что тебе нужен автограф, он и сам поймет.

Ромка посмотрел на папу и решительно двинулся к французскому футболисту. А когда подошел, на него напала противная дрожь, горло будто тисками сдавило, и он едва смог выдавить из себя:

— Бонжур…

Француз посмотрел в его сторону, улыбнулся и заговорил с ним. Конечно, на своем языке, на французском. Ромка совсем растерялся. Стоял словно оглушенный и ничего не понимал.

И вдруг в этом потоке непонятных звуков он различил знакомое слово. А потом еще одно. А потом эти слова сложились в предложение. И это предложение было очень знакомым и понятным. Француз спрашивал, как его зовут. Невероятно! Он говорил так же, как и Владислава Константиновна на уроках.

Ромка, запинаясь, назвал свое имя. Потом ответил на вопрос, в каком классе он учится. Потом сказал, что любит футбол и играет в него уже два года. А когда француз расписался на мяче, сказал «мерси боку». С тем самым правильным французским «р-р-р».

Футболист поднял большой палец вверх и сказал:

— Браво! Франсуски — карашо!

Это звучало смешно, но Ромка не засмеялся. Наверное, он сам выговаривал французские слова не лучше.

По дороге домой Ромка смотрел на размашистую подпись на мяче и никак не мог прийти в себя. Он разговаривал с настоящим французом! Он говорил по-французски. И его понимали.

Фантастика!

Первый учебный день после каникул в третьем «А» был совсем коротким — всего четыре урока. Ромка с одноклассниками выбежал в коридор и вдруг увидел Владиславу Константиновну. Она стояла у доски в соседнем кабинете, где учился третий «Б», и писала сегодняшнее число. По-французски. Ромкины ноги сами собой замедлили шаг, и он остановился на пороге. Сзади кто-то подошел и встал рядом. Ромка повернулся: Каткова.

Они вдвоем стояли в дверях и смотрели, как Владислава Константиновна красиво выводит на доске французские буквы.

— Орешкин? Каткова? — Владислава Константиновна обернулась. — Что вы хотели?

— Владислава Константиновна, возьмите нас к себе, — внезапно вырвалось у Ромки.

— Куда — к себе? — не поняла француженка.

— В группу, — уточнила Даша. — Мы к вам хотим. Нам нравится французский.

Владислава Константиновна переводила взгляд с одного на другого и молчала. Ее пальцы задумчиво крошили мел. Меловые крошки сыпались на пол и на ее юбку. Ромка разочарованно вздохнул. Ага, конечно, так она и возьмет! Сами нажаловались на нее и выгнали, а теперь пришли проситься обратно. Некрасиво все это. Да и какое ей дело до них? Зачем ей сдались два лишних ученика, которым вдруг очень понравился иностранный язык? Ей же все равно кого учить, хоть третий «А», хоть третий «Б». Да хоть десятый «В»! Какая разница, на ком практиковаться?

Ромка пихнул Дашу плечом:

— Пошли, Каткова.

Та еще раз с надеждой взглянула на француженку и вслед за Ромкой вышла в коридор.

— Подождите. — Владислава Константиновна положила мел на стол и подошла к ним. — Мне не разрешат взять вас в свою группу, вы из другого класса, — сказала она. — У меня другое предложение. С пятого числа я буду вести занятия для отстающих. Три раза в неделю. До конца года. А это целых два месяца. Достаточно времени, чтобы подтянуть «хвосты» и догнать свой учебник. А дальше все будет зависеть от вас. И в слабой группе можно хорошо учиться. Когда есть желание, никакие препятствия не страшны. Согласны? Д’аккор?

— Д’аккор! — воскликнули Ромка и Даша. — Мерси! О’ревуар!

— Кэль кошмар! — вздохнула француженка. — Ваше произношение!

— О-ля-ля! — закричали Ромка с Дашей и весело понеслись по коридору.

— Что у тебя по физкультуре? — спросил тренер в белой свободной одежде, перехваченной черным поясом. Кимоно, кажется, называется. А может, и еще как-нибудь. Я в спортивной одежде не слишком разбиралась. Да и в спорте, впрочем, тоже.

— Ничего. — Я виновато опустила голову.

— В каком смысле — ничего? — удивился тренер. — У вас в школе что, нет физкультуры?

— В школе-то есть, — вздохнула я. — Это у меня нет. Я освобождена.

— Почему?