Михаил Глинка - Петровская набережная

А потом он обходил класс и заглядывал в тетрадки. И, остановившись за Митиной спиной, сопел минуту, а потом будто бы с тоской говорил: «Нелидов! Что мне с вами делать?»

И у Мити перехватывало дыхание: значит, верно! Верно! Так было три или четыре раза, но было же! Было! Так что же означал тот огонь, который Митя видел тогда в глазах Глазомицкого? Все вранье? И теперь Глазомицкому уже наплевать на Митю? Так? «Обманщик, врун, — твердил Митя, — четыре года мне врал…» Талый снег доучилищного детства… Картинка из сказок вспомнилась Мите: человек в колпаке с бубенчиками, высоко, по-клоунски задирая деревянные башмаки, уводил, играя на дудочке, радостных детей в черную дыру подземелья… Это Глазомицкий. Глазомицкий четыре года играл ему на дудочке: вот оно, обещание будущего, которого теперь не будет. Врун… Зачем? Зачем?

А на следующий день к ним на урок снова пришел «коричневый» и первым делом сообщил, что придется им его еще потерпеть, потому что только с новой четверти у них будет постоянный преподаватель. Затем «коричневый» раскрыл журнал и долго в него смотрел. Потом поднял глаза и отыскал Митю. Митя сжался. Все в голове перемешалось, и ему стало казаться, что не тройки в четверти добивается для него этот человек, а двойки. Еще вчера это показалось бы Мите совершенно невозможным, а сейчас… Сейчас возможным было все. Коричневый человек опять посмотрел в журнал и опять перевел глаза на Митю. В классе висела напряженная тишина.

— Признаться, впервые такое вижу, — сообщил «коричневый».

Что именно он в журнале видит, Мите было ясно, неясно только, для чего еще и куражиться.

На этом уроке «коричневый» Митю не вызывал и, когда увидел, что Митя поднял руку, желая ответить на заданный классу вопрос, вдруг вышел из себя:

— Да уж вы-то теперь успокоились бы! Вам-то что руку тянуть?

Смысл того, о чем говорил коричневый преподаватель, стал понятен Мите только тогда, когда после занятий его вызвали в канцелярию командира роты.

Преподавателей в канцелярии не было, только Васильев и Тулунбаев. Офицеры молчали. На лицах у них ничего нельзя было прочесть.

— Полюбуйтесь, — сказал Васильев и показал подбородком на классный журнал, лежащий на столе. Это был журнал Митиного взвода, раскрытый на странице математики.

— Посмотрите, посмотрите, — сказал Васильев.

Свободных клеток против Митиной фамилии больше не было. Впритык к двум роковым двойкам вся строка была заполнена аккуратно выведенными пятерками. После каждой пятерки стояла уходящая хвостом на нижнюю строку роспись. «Гл» — и хвост, «Гл» — и хвост. Спасен! Спасен! Спасен!

— Глазомицкий вчера с вами разговаривал? Проверял ваши знания? Вызывал вас?

Митя вскинул глаза на Васильева. Знает ведь все. Зачем же спрашивать? Но командир роты смотрел не на Митю, а куда-то мимо него.

— Значит, не вызывал, — сказал Васильев. — Вот такие у нас чудеса творятся, товарищ Тулунбаев. Нелидов, а как вы сами все это понимаете?

Ну что Митя мог ему ответить? Кроме того, что спасен?

— Наверно, он хотел помочь мне…

Рассказывать им, о чем все эти дни думал? Как уже прощался со своей мечтой поступить в Дзержинку? Как теперь все вылетало из головы, едва он видел вдали в коридоре коричневый костюм…

— Мы внимательно слушаем вас, — сказал Васильев.

— Я четыре года занимался у него математикой… — тихо сказал Митя. — Гораздо шире программы. Наверно, поэтому. Он замечательно ведет математику… А когда он вернется?

— Вы свободны, — сказал Васильев.

— А почему все же… — начал Митя, но командир роты поднял брови и посмотрел сначала на Митю, а потом на его командира взвода. Митя повернулся, чтобы выйти, и, лишь когда он уже был у самой двери, Васильев вдруг спросил:

— Подойти-то вчера к нему не догадался?

Как трудно было, оказывается, снова повернуться к этим двум офицерам лицом!

— Он же… не вызывал меня…

— А-а… — простовато и уничтожающе протянул Васильев. — Не вызывал? А я-то думаю… Ну, все правильно, Нелидов! Зачем приходить, если не вызывают? Кстати, старший лейтенант, а самого Глазомицкого кто вчера сюда вызывал? Что-то никак понять не могу: зачем он приходил?

Митю так и пробило: да, да, именно так — Тулунбаев дал знать Глазомицкому, кто же еще! Тулунбаев спас Митю. Митя стоял в дверях, готовый кинуться к старшему лейтенанту… Никогда, никогда в жизни Митя не забудет ему этого!

— Идите! — сказал Васильев. — Нелидов, вы что, не слышите?!

Из-за частокола пятерок Митю больше не спрашивали и в четверти впереди определилась то ли ни на что не влияющая четверка, то ли даже пятерка. Вместо «коричневого» пришел другой преподаватель, в первое время вообще не ставивший никаких оценок. Он был еще моложе Глазомицкого — краснел, тщательно составлял фразы и смотрел на их лихую вторую роту с плохо скрываемым восхищением. Может быть, когда-то в детстве он тоже хотел стать моряком, да вот не вышло. Впрочем, они, надо сказать, и по математике занимались так, как надо.