Клавдия Лукашевич - Из деревни...

— Ты штопай и пой.

— Ну, вот, Валюша, опять ты со своей «капусткой». Лучше расскажи, Акуля, про свою деревню. Расскажи, как у вас голод был… — просит Леночка.

— Я уже много раз говорила вам, детушки, про это…

— Ничего, Акулинька, расскажи еще раз.

— Да, лапушка, наслал Господь испытание! Голод в дерервне — страшная беда, тяжкая, горькая…

Леночка облокотилась на кухонный стол обеими руками, подперла голову и широко раскрытыми глазами пытливо смотрела на Акулю.

— Я не могу понять, Акуля… не могу представить, что такое голод, как это быть голодным?! Это, верно, очень тяжело.

— Лучше и не говорить! Невыносно!..

— Ну, рассказывай, Акуля, — тихо попросила Леночка.

— Пришел он с весны… Может, слыхала про засуху?

— Да, да…

— Так вот засуха все сгубила, ничего не уродилось на полях. Подошла осень; крестьяне, милушка, головы повесили. Нечего было с полей взять… Нечем питаться. Продали мужички скот, проели денежки, а зима-то велика еще… Ребята исхудали, едят впроголодь; к муке примешивали и мякину, и лебеду, и кору… Пошли кто на работу, кто по миру… Деревни опустели — ходит народ, словно тень… Воют ребятенки — хлеба просят: материнское сердце кровью обливается… Нету ни у кого ни хлеба, ни дров, ни одежонки. Пришла беда невылазная!

Леночка замерла, слушает, не шелохнется, по лицу ее текут неудержимые слезы… Она уже не в первый раз слышала этот рассказ, но он всегда одинаково волновал ее.

— Господи! Хоть бы скорее уже приехали, да помогли голодающим, — проговорила она, увлеченная безыскусственной передачей.

— Акулинька, ведь им помогут? Да? — спрашивала Валя, поворачивая к себе обеими ручками лицо Акулины.

— Помогут, родимая, как же не помочь… Добрые люди помогут.

— Знаешь, Акуля, когда был голод, мы с бабушкой каждый день ходили к Казанскому собору и клали с Валей в кружку копеечки. А дома мы все шили: и новое, и старое перешивали, а бабушка посылала куда-то в деревню, — рассказывала Леночка.

— Вот то-то, милая… Помогали так-то все по разным местам; не оставили в беде людей голодных…

— Акулинька, мы тогда не ели гостинцев. Бабушка говорила: «Десять губерний голодают — грешно себя ублажать сладостями».

— Старая барыня — хорошая душа! Что и говорить, — святая она.

— Ну, дальше, дальше, Акуля, рассказывай…

— От голода болезни пошли… Уж думали, что все люди-то перемрут. Нет. Вышла милость царская: хлебом оделили, — паи дали, студенты-лекаря и другие господа понаехали… Устроили они вроде бы харчевен и даром народ кормили… Пуще всего малых ребят берегли… Жалостливы они до народа, особливо до ребят. Хорошие господа! Дай им Бог здоровья!..

— А потом, Акулинька, поправились, да? Потом уж хорошие урожаи были?

— Поправились, да не скоро…

— А ты знаешь ли, Акуля, что нашему народу и чужие страны помогали? Вот Франция, Америка тоже…

— Народ сказывал… Это верно слово, что заморские корабли приходили издалека… Только мука-то не наша, словно бы, на вкус…

— Да-да, все это верно! Ах, какое было тяжелое время! — задумчиво говорила Леночка.

Девочка очень любила эти «заседания на кухне», как говорила бабушка. Полны интереса и жизни были их разговоры. Семнадцатилетняя деревенская девушка была тоже наивное дитя.

— Ну, рассказывай, Акуля, как ты медведя встретила.

— Не раз это мы его видали… Вот собрались одним летом девушки за ягодами в лес… А леса-то у нас большие, частые, густые… Ягоды там всякие, цветы душистые, сосны высокие и чернолесье… деревья разные…

— Вот в таком лесу побегать! Как бы я хотела, хоть разок! Хорошо там, — прерывала Леночка, не видавшая на своем веку деревни.

— Собирали это мы землянику, клубнику и шли домой лесной опушкой… Около опушки-то желтеют овсы… Вечерело. Одна девушка глядит-глядит это прямо, глаз не сводит, на овсы-то… да всех и окликнула:

— Девоньки, гляди-кось, в Федяевых овсах чья-то собака балует!..

— Там их две!.. — крикнула другая девушка.

А собака-то эта самая встала на задние лапы и пошла, и пошла… прямехонько на нас…

— Ах, как страшно! — вставила Валя, вся съежившись.

— Тут все — врассыпную… давай Бог ноги, в лес… И ну укать гулко, гулко так.

— А медведи испугались? — спросила Леночка.

— Испугались и убегли оба в лес… Таких-то медведей у нас овсяниками зовут. Все в овсах они норовят проказить.

— Я думаю, страшный медведь, большой? — спрашивала Валя.

— Да… Один на один ему не попадайся, сломает… Одного мужичка зимой помял — помер.