Эдит Несбит - Удивительные сюжеты Шекспира

— Двадцать крон! — возмутился Петруччо. — Да я столько ставлю на сокола или на гончую, а на жену надо ставить раз в двадцать больше!

— Тогда сотню, — предложил Люченцио.

— Согласны! — закричали все.

Люченцио послал за прекрасной Бьянкой. Баптиста не сомневался, что младшая дочь послушает мужа. Каково же было их удивление, когда слуга вернулся со словами:

— Госпожа велела передать, что занята и прийти не может.

— Вот вам и ответ, — усмехнулся Петруччо.

— Глядите, как бы вам не получить худший! — проворчал Люченцио.

— Я надеюсь на лучший, — ответил Петруччо.

Следующим был Гортензио.

— Попроси мою жену тотчас прийти сюда, — сказал он слуге.

— Вот как? Её приходится просить? — заметил Петруччо.

— Боюсь, — съязвил Гортензио, — ваша всё равно не явится, как её ни проси.

Но тут слуга вернулся и объявил Гортензио:

— Ваша супруга говорит, что вы, должно быть, шутите над ней, так что она не придёт.

— Всё лучше и лучше! — воскликнул Петруччо. — А теперь ступай к моей жене и скажи, что я велю ей прийти сюда.

Все рассмеялись, уверяя, что ответ известен заранее: «Я не приду».

И вдруг раздался удивлённый возглас Баптисты:

— Боже мой, Катарина!

И действительно, это была она.

— Что вам угодно, синьор? — спросила Катарина мужа.

— Где твоя сестра и жена Гортензио?

— Болтают в гостиной у камина.

— Приведи их сюда.

Когда Катарина вышла, Люченцио произнёс:

— Вот чудо из чудес!

— Да, но что сулит нам это чудо? — нахмурился Гортензио.

— Оно сулит нам мир, — сказал Петруччо, — и любовь, и тихую, спокойную жизнь.

— Что ж, — сказал Баптиста, — ты выиграл заклад, а я ещё прибавлю к нему двадцать тысяч крон. Дочь моя стала совсем другой, а другая дочь — другое и приданое.

Итак, Петруччо выиграл спор и обрёл нежную и верную женуони с тех пор и жили — долго и счастливо.

[30] Цитируется перевод О. Сороки.

Много веков назад, сколько — уж и не упомним, в городе Вене царили весьма вольные нравы — а всё потому, что герцог венский правил чересчур мягко, ибо был добросердечен и не любил причинять неприятности своим подданным, пусть даже они порой и преступали закон.

И знаете, к чему всё это привело? К тому, что слишком многие жители Вены стали вести себя дурно. Герцог только качал головой при виде длинного списка нарушителей закона. Наконец он решил, что больше терпеть это нельзя. Порок должен быть наказан! Однако герцогу хотелось, чтобы его по-прежнему любили в народе. Он прекрасно понимал, что если после стольких лет попустительства греху вдруг проявит строгость, то прослывёт тираном.

И вот что придумал герцог. Он сказал своему советнику, что должен немедленно ехать в Польшу по делам государственной важности.

— А на время своего отсутствия, — добавил герцог, — я выбрал наместника. Им будет Анджело.

Но — увы! — этот самый Анджело, несмотря на благородное происхождение, на поверку оказался человеком низким и подлым. Несколькими годами раньше он обручился с девушкой по имени Мариана, но когда она, по несчастью, лишилась наследства, Анджело передумал жениться и стал избегать её. Бедняжка Мариана жила уединённо, втайне надеясь, что корыстный Анджело вновь постучится в её дверь, — ведь она всё ещё любила его.

Назначив Анджело своим наместником, герцог отправился к монаху, брату Фоме, и попросил у него монашеское платье, а также наставления о том, как давать людям душеспасительные советы. Герцог вовсе не собирался в Польшу — у него были другие планы: остаться в Вене и тайком понаблюдать, как будет править Анджело; не вскружит ли власть ему голову?

В первый же день своего пребывания у власти Анджело приговорил к смерти молодого дворянина по имени Клавдио. Юноша, поддавшись чувствам, и впрямь совершил неосмотрительный поступок и заслужил суровое порицание — но никак не смертную казнь!

У Клавдио был чудак-приятель, которого звали Лючио. Чтобы помочь другу сохранить жизнь и обрести свободу, этот Лючио придумал вот что: Изабелла, молодая и прекрасная сестра Клавдио, должна вступиться за него перед наместником.