Владимир Добряков - Две строки до востребования

Да, скверная история: деньги потратил, а вышло так, что выигрыш свой Гринька не получил. Как-то нехорошо. Вдруг начнет требовать? Он же не виноват, что карты в колоде не хватило. А рвать карты он не рвал. Это он, Костя, сам психанул.

Совсем растерялся Костя. Как поступить? Спрыгнул с кровати, нашел в ящике серванта увеличительное стекло. Чем плохая вещь? Во, палец в нем какой — пальчище! Извилинки как борозды на поле. Цена, правда, видна… Костя взял напильник и с легким нажимом поводил им по выступающим буковкам… Эх, только хуже сделал. И краешек зацепил, а «80 коп.» все равно прочитать можно.

Косте стало вдруг противно — хитрит, следы затирает. Разозлившись на себя, достал из портфеля трехцветную ручку. Отдать, и делу конец. Гринька будет доволен.

Не успел Костя позавтракать, а Гринька уже напомнил о себе.

— Хэлло! — услышал Костя в телефонной трубке. — Это мусьё Киселев?.. Поздравляю с хорошей погодой! На речку дернем?

— Слушай! — неожиданно и радостно крикнул Костя, сам удивляясь, как это ему не приходило в голову раньше. — Пошли прямо сейчас! До школы.

Из трубки несколько секунд не доносилось ни звука.

— Не пойдет! — наконец выдохнул Гринька. — Так не договаривались. Может, у Симки до сих пор губы синие, нельзя ему в школу. И вода в реке хоть немного согреется. Хочешь, чтобы я дуба дал?

— А что, — как-то сразу поникнув, сказал Костя, — все-таки будешь купаться?

— Пес я, что ли, брехать на ветер!.. Знаешь, давай приходи сейчас ко мне. Апельсином угощу, мать привезла… Слышишь, мусьё?

— Слышу. Готовь оркестр, — не очень весело пошутил Костя.

Гринька и в самом деле приготовил «оркестр». Еще и с сюрпризом.

Позвонил Костя, дверь открылась, а перед его носом на ниточке желтый апельсин качается. И в ту же секунду страшный грохот чуть не оглушил Костю — это за дверью Гринька по крышке выварки палкой колотил.

Не соскучишься с Гринькой! Друзья хохотали до слез.

— А мать где? — Костя посмотрел на дверь кухни.

— Не бойся. Маман уже к подружке подалась: какую-то кофту ей купила.

Съел Костя апельсин и подал Гриньке трехцветную ручку. И хотя бы сколько-нибудь жалко было — ни чуточки!

— Стержни три дня назад поменял. Попробуй, как пишет. А что малюсенькая трещинка вот здесь, так это ерунда. Парнишку портфелем треснул, ну и… Но она еще новая.

— А может, не надо? — сказал Гринька. — Ручка тебе и самому нужна. Ведь ты же карты купил мне.

— Где они? На помойке! Нет, бери, бери. И слушать не хочу. Долги платить надо. Сам говорил.

— Тогда и я подарю! — Гринька вскочил и достал из буфета узенький пакетик. — Мэйд ин Франс. Французские, значит. Три дня будешь жевать — не прожуешь.

— Где достал? — рассматривая пакетик, поинтересовался Костя.

— Где, да когда, да у кого… Государственная тайна.

— А вот и не тайна. Вавилон дал.

— Откуда знаешь? — опешил Гринька.

— Ты же вчера ходил к нему…

— Точно, — кивнул Гринька. — Он угостил… Кость, знаешь, какой он человек! Во какой! — Гринька поднял большой палец. — Машину водит. И вообще… — Тут приятель Кости замялся. — В общем, когда-нибудь расскажу тебе о нем. Может, даже и познакомлю… Потом. Если он захочет… Еще апельсин хочешь? Мать целую сетку привезла.

Съели еще по апельсину. Костя хотел хоть немного расспросить о таинственном Вавилоне, но Гринька отрицательно помотал головой:

— Больше ничего не скажу. Нельзя.

Потом жевали резинку. С хохотом вытягивали друг у дружки изо рта тонюсенькие нити, снова жевали.

— А как на речку, — спросил Гринька, — пойдем?

— Пойдем, — неожиданно легко согласился Костя. — Погода-то, смотри, — Африка!

— Пустыня Сахара! — в тон ему завопил Гринька.

— Тропики! — еще громче закричал Костя.

И все же, когда свернули со своей улицы в переулок направо (а в школу надо было идти прямо), то сердце у Кости словно бы чуточку уменьшилось и стало биться в груди часто и жалобно. Но это всего на минутку, не больше. Вскоре сердце успокоилось, вполне довольное своим хозяином. Костя улыбался и даже немножко пританцовывал на бегу (переулок шел под уклон, и бежать по нему было легче и приятней, чем идти шагом).

Они бежали, смеясь и размахивая портфелями, пинали на ходу бумажный стаканчик от мороженого, и солнце им радостно улыбалось с голубой высоты.

В школе еще не успел прозвучать звонок к первому уроку, а друзья уже подходили к реке. Вот она — голубая, как небо, блестящая и тихая, заросшая по берегам кустами тальника, длинные ветви которого уже закурчавились крохотными зелеными листочками.