Гана Боржковцова - Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков

Ярда… Мне что-то не хочется о нем и думать. Вот ведь если уж кому по-настоящему плохо, так это Ярде. Ему некуда деться. Нет, жить ему есть где. А вот деваться некуда. Сегодня я встретила его с этим карапузом. Может, к Ярде сроду никто так хорошо не относился, как он к этому мальчугану. А мяч, который он ему подарил, я ручаюсь, — это тот самый мяч, что пани Комарекова отобрала у Анежки. Но мне на это — тьфу! Ярда боится исправилки, потому что там одни драчуны, а он и драться-то как следует не умеет. Ясно, что он предпочел бы мальчишкам из исправилки не попадаться. Но, видно, все равно он туда угодит, потому что ему уж на все наплевать. А если ему па все наплевать — значит, он опять чего-нибудь выкинет. Увы, но это так.

Чуть было не забыла — мне нужно еще кое-что добавить на тот листок, который я буду перекладывать из одной юбки в другую (помните?). Да, не забывать приходить и надоедать тете. Потому что пока еще она нервничает у себя в редакции, но может случиться, что у нее останется одни мы.

По-моему, теперь об этом никак нельзя забыть. Но, может, с возрастом люди на самом деле так разительно меняются, что сами на себя становятся непохожи?

Неужели тетя думает, что я тоже когда-нибудь изменюсь? У меня отшибет память или еще чего… Иначе как же она могла предположить — «этот» Мартин или кто «другой»? Мартин ведь все-таки лишь один: именно этот.

— Я тоже еду, — объявляет Данка. Она поджидала нас в парке и издалека наблюдала, как все обсуждают новость. Она знает какую.

— Вы тоже идете в поход в ближайший четверг, а не в следующем месяце. В шестом «А» карантин, поэтому мы идем вместо них.

— Угу, — отзывается Пип.

— А ты думаешь, мама тебя отпустит? — спрашивает Марьяна.

— А вас?

Этого, конечно, никто с уверенностью сказать не может. Собственно, они даже сами не знают, хотят они этого или нет. Сидят на постелях и слушают, как в гостиной папа с мамой обсуждают этот вопрос. И не понимают ни слова. Их дом старый, и стены у него толстенные. Но если знаете людей так хорошо, как маму и папу, то понять можно. Папа ужинает, порой раздается стук вилки, и вдруг — тишина. Значит, мама что-то готовится сообщить. Начинает она абсолютно спокойно, как будто хочет просто рассказать, чем дети занимались целый день, и словно случайно — хотя даже через стену чувствуешь, что никак это не случайно и не мимоходом, — добавляет, что в школе затеяли поход, но что это, разумеется, для нас полная бессмыслица.

Некоторое время в столовой царит молчание. Папа отвечает маме очень тихо. Может, в это время он еще просматривает какую-то книгу и маму слушает вполуха? Так только, кивнул для порядка — и теперь уже решено, что дети никуда не поедут? Внезапно все трое понимают, что папа уже довольно давно рассуждает вслух, только очень тихо, так, что начало они прослушали. Теперь он говорит более отчетливо. Никто ему не отвечает, но дети совершенно явственно представляют маму, сидящую рядом с ним. Вид у нее очень несчастный.

— Может, сказать им, что так и быть, мы не поедем? — шепчет Данка.

Пип с надеждой смотрит на нее, но Марьяна вертит головой. Это можно сделать и завтра. А теперь они ведь спят.

Скрипит стул. Мама поднялась и расхаживает по комнате, объясняя ясно и понятно, почему все трое в этом походе непременно погибнут.

Не погибнут. Папа даже не особенно старается это доказать. Он просто твердит одно и то же: не погибнут.

Голос мамы уже дрожит от сдерживаемых рыданий. Ярда наверняка искалечит Пипа.

Не искалечит. Следует убедительная речь. Но маму она не убеждает. Ее ответ доносится через стену, как вздох. Может, так оно только показалось. Но вот снова говорит папа. А маму уже не слышно. Как будто ее нет. Но она стоит там как столб и смотрит на папу. Либо в окно. Либо просто в никуда. Иногда она так делает.

Вот скрипнули двери. Может, мама рассердилась и уходит? Нет. Поворачивает ключ в шкафу. Так. Несет показать папе Пиповы брюки. «Совершенно никуда не годятся. Посмотри…»

Папа молчит. А потом принимается снова толковать то же самое. Только теперь он ходит по комнате. Мама молчит.

Дальше так дело не пойдет! Это всем ясно и понятно. Так же как и то, что папа испугался, почувствовал, что чересчур разгорячился. Теперь он успокаивает маму. Мама время от времени что-то шепчет ему.

Но вдруг папа умолкает. Потому что мама кивает в знак согласия. Как ни странно, но это отчетливо слышно. Папа уже что-то добродушно бурчит, потом щелкает выключатель настольной лампы. Папа снова уставился в книгу. Мама — в никуда. Значит, мы идем в поход.