Лев Квин - Мальчишечьи тайны

Валя слушала и не верила своим ушам. Ведь она сама видела, как Женя стрельнул, а теперь обвиняют Витю… Бумажка из его тетради, он сам сказал.

И тут Валя вспомнила, что на перемене Женя брал тетрадь с Витиной парты. Вот он какой!

— Слушай, Женька, — шепнула она ему. — Сейчас же признавайся. Это не честно. Ты стрелял. Я видела.

— Молчи, а то убью, — прошипел Женя.

Валя побледнела и отшатнулась…

До конца урока оставалось минут пять. Валя сидела, глотая слезы. Какая она трусиха! Знает, что Витю наказывают несправедливо, и молчит. Боится сказать правду! И как ей не бояться, если Женька грозится.

Но ведь она пионерка. А пионерка должна всегда говорить правду. Вот она сейчас промолчит, а потом когда-нибудь, может, увидит шпиона. Тот ей тоже пригрозит, она снова будет молчать. А шпион будет вредить Советскому Союзу. Так, да?

Ну, шпион — другое дело!.. Почему другое? Ничего не другое! Если она такая трусиха, что какого-то Женьки боится, то, значит, шпиона с пистолетом подавно испугается. Тот ведь в самом деле — убьет. А Женька, наверное, только побьет сильно.

Что делать, что делать? Все равно надо сказать. Она пионерка. Зоя, когда училась, всегда говорила правду в глаза… Сказать!.. Но тогда Женька проходу не даст…

В эту секунду зазвенел звонок. И Валя решилась. Она поднялась и заговорила быстро-быстро, словно боялась, что Женя потянет ее обратно:

— Эмилия Васильевна! Это Женя стрелял, а не Витя. Я видела. А теперь признаться боится. Хочет, чтобы за него другой пострадал…

Что тут было!..

После уроков всем классом пошли в поликлинику узнавать, что с Любой. Не было только Жени. Его послали домой за родителями.

Когда возвращались из поликлиники, мальчишки решили проводить Валю до дома. Она стала возражать, но Витя сказал:

— Мы берем над тобой шефство… А то Женька тебя где-нибудь подкараулит и побьет.

По дороге ребята говорили, что с девчонками заниматься все же можно. Они думали — будет хуже. И еще говорили, что Валя молодец. Правильно сделала, что разоблачила Женьку. Вот ведь какой он трус оказался!

Возле дома Валя попрощалась с ребятами и вошла в подъезд. И тут ей навстречу шагнул Женя. Валя перепугалась.

Женя схватил ее за руку:

— Ты была в поликлинике, да? Как у Любки глаз?

— Г-глаз? Ничего… Поцарапано веко. Перевязали, и она пошла домой. Завтра в школу придет.

Женя отпустил Валину руку.

— Уф… А я думал — глаз выбил, в тюрьму посадят… Ну, зачем наябедничала! — накинулся он на Валю. — Как я теперь домой пойду? Мне знаешь, что будет…

Неожиданно он всхлипнул, повернулся и пошел к выходу, сгорбившийся, жалкий, похожий на ощипанного петуха.

Валя смотрела ему вслед, широко раскрыв глаза. Сердце у нее колотилось. Она все еще не могла оправиться от испуга.

Валя ведь была известной трусихой!

В один из летних вечеров мы, студенты-выпускники, собрались на квартире нашего однокурсника Димы Павликова, без пяти минут архитектора. Как-то сам собой завязался разговор о школьных годах, о недавних мальчишеских увлечениях.

— Я был ужасно неустойчив, — рассмеялся один из нас. — Сегодня голуби, завтра марки, послезавтра фотооткрытки…

— А у меня коллекция марок до сих пор сохранилась, — сказал Дима Павликов, высокий широкоплечий парень с задумчивыми серыми глазами.

— Да ну!.. Покажи!

Дима вышел из комнаты и вернулся с толстой тетрадью. Мы принялись рассматривать ее.

— А это что за треугольная марка? — спросил я. — И почему она у тебя отдельно наклеена, да еще на первой странице?

Дима ответил не сразу.

— Это для памяти… Чтобы не забывал.

— Чтобы что не забывал?.. Расскажи, Дима, — стали мы упрашивать его, учуяв интересную историю за этой странной маркой.

— Рассказать?.. Ну ладно, слушайте.

Он взял в руки тетрадь и, машинально листая страницы, начал рассказывать:

— Произошло это в 1947 году. Я учился тогда в восьмом классе…

Эту марку Дима Павликов впервые увидел в коллекции своего одноклассника Глеба Салова. Большая, нежноголубого цвета, с изображением жирафа… Но больше всего поразило Диму то, что она была не такой, как обычные почтовые марки, а треугольной.

Он долго разглядывал непонятную надпись на марке, но так ничего и не разобрал.

— Какой она страны?

Глеб Салов склонился над плечом Димы, посмотрел, неторопливо доел кусок бутерброда — он вечно что-нибудь жевал, даже на уроках; ребята прозвали его за это «Хлеб с салом». Потом сказал: