Лев Квин - Мальчишечьи тайны

А еще раз он лезвие от бритвы принес. Вставил лезвие в парту и давай потихоньку дергать пальцем. Дзинь, дзинь, а где — не поймешь. Григорий Иванович все просил перестать, а потом встал и прошелся между партами.

Женя не успел вытащить лезвие. Валя видела, как он побледнел — испугался, вероятно, что попадется. Но близорукий Григорий Иванович лезвия не заметил.

К концу урока Женя расхрабрился и снова стал дзинькать. На перемене ходил гордый такой, и ребята за ним табуном.

А недавно он вот что проделал. Достал где-то карбид и насыпал в чернильницы. По классу такой запах пошел, просто нельзя было заниматься. И опять Эмилия Васильевна не подумала, что это Женя. Она даже ему «спасибо» сказала. Он суетился больше всех, когда стали мыть чернильницы.

Валя как-то осмелилась сказать ему, что так не красиво. А Женя в ответ показал ей кулак. Валя перепугалась и больше не стала ничего говорить.

Один раз, когда Валя возвращалась с Саней Ивановым со сбора отряда, она все-таки не выдержала и сказала, что Женя поступает нехорошо. Саня только посмеялся:

— Много ты понимаешь! Женя — смелый. Он никого не боится. Настоящий герой.

Но Валя не согласилась:

— Если герой, то почему все делает исподтишка?

Тут Саня рассердился:

— Сама трусиха, а о геройстве рассуждаешь…

И Валя, покраснев, замолчала. Действительно, где уж ей говорить о геройстве!

Но вскоре случилось вот что…

На большой перемене Валя зашла в класс — понадобился учебник истории. Дежурный был Женя. Он сидел за учительским столом. Вокруг него стояли Витя, Саня и другие ребята. Никто не видел, как вошла Валя.

— …А девчонки никогда героями не бывают, — говорил Женя. — Они все трусихи.

Вале стало обидно. Она вступилась за девочек:

— А Люба Шевцова, а Ульяна Громова? А Зоя?

Женя повернулся к Вале. У него было очень злое лицо, и Валя испугалась, что он ее сейчас побьет. Но он не стал драться, лишь сказал:

— Убирайся!

И Валя, как загипнотизированная, повернулась и пошла к двери.

Через минуту, ребята вышли из класса. Жени с ними не было. Валя обождала еще немного — он не появлялся. Но учебник все же ей был нужен, и она вновь шмыгнула в класс.

Женя стоял далеко, у окна. Тревожно посматривая на него, Валя вытащила свой портфель.

— Шевцова, — сказал Женя. — Есть у тебя листок бумаги?

Валя замотала головой.

— Нет? Я тебе сейчас дам — нет! — Женя сделал шаг в ее сторону. — Хотя вот какая-то тетрадка… Твое счастье!

Он остановился у парты Вити Жолобова. Валя не стала медлить. Схватив учебник истории, она побежала к двери. Женя проводил ее насмешливым взглядом.

Когда после звонка все вошли в класс, то увидели на доске: «Девчонки трусихи, а Валька самая трусливая из них».

Валя разревелась. Пришла Эмилия Васильевна, прочитала надпись и спросила:

— Кто сегодня дежурный?

Женя встал.

— Кто это сделал?

— Я не видел, Эмилия Васильевна… Вероятно, кто-то написал, когда я ходил за чернилами.

Эмилия Васильевна опросила у заплаканной Вали, не знает ли она, кто писал. Валя отрицательно покачала головой, хотя отлично знала, чья это работа.

Учительница стала объяснять новый материал. Валя сначала слушала, но потом ее отвлек шорох бумаги. Она искоса посмотрела на Женю. Он сидел и как будто тоже внимательно слушал. Но руки, спрятанные под партой, шевелились. Женя сворачивал полоску бумаги.

Вот он свернул трубочку, вот перегнул ее пополам. Осторожно вытащил руку из-под парты, надел бумажную птичку на резину, оттянул другой рукой и как пустит!

— Ай! — закричала Люба Смирнова и ухватилась рукой за глаз…

…Вскоре Эмилия Васильевна возвратилась в притихший класс.

— Любу повезли к глазному врачу, — волнуясь, сказала она. — Ну, ребята, думаю, что у виновного хватит смелости признаться…

Валя глянула на Женю. Как он может сидеть так спокойно? Да еще осматривается вокруг, словно ждет, что кто-нибудь встанет.

— Я прошу виновного признаться, — повторила Эмилия Васильевна. — Не думала, что среди вас может быть такой трус, — добавила она, помолчав немного. — Ладно, тогда я сама назову. Жолобов, встань! Подойди сюда!

Витя, растерянно моргая, вышел вперед.

— Почему не признаешься? Ведь ты стрельнул бумажкой.

— Я… я не стрелял, Эмилия Васильевна, — запинаясь, сказал Витя.

— Ах, так! — Учительница развернула бумажную птичку. — Из чьей это тетради? Чей это почерк?

— Мой… Но я не стрелял. Честное пионерское!

— Ты еще отпираешься?.. Кончится урок, уходи домой. А завтра пусть отец в школу придет. Без него не являйся…