Герман Вук - Городской мальчик

– Тебе, наверно, захотелось спуститься со мной в кабинет мистера Гаусса, – процедил Герби.

Мистер Джулиус Гаусс – это был директор, грузный господин с круглой головой. Он появлялся перед детьми лишь на общешкольных собраниях, где заунывно читал псалмы и произносил нескончаемые речи, которые никто не понимал, но в которых вроде бы восхвалялись Джордж Вашингтон, Америка и позорные правила поведения, подходящие разве что маменькиным сынкам. По действию, производимому на детей, директор занимал второе место после страшных сказок, и все учителя это чувство подогревали, а некоторые, пожалуй, разделяли.

– И перестань есть, – добавил Герби, – когда разговариваешь со школьным старостой.

Златовласка опешила и отложила яблоко, но все-таки решила не поддаваться.

– Ты не имеешь права заставлять меня спускаться туда, – заявила она. (Они всегда говорили «спускаться к директору», возможно, по сходству директорского кабинета с преисподней.)

– Я? Не имею права? Так знай, что командир отряда Коммунальных Услуг каждый четверг – сегодня как раз четверг – должен являться к мистеру Гауссу с отчетом. И всякий, кому я прикажу пойти со мной, обязан подчиниться. Попробуй не пойди… нет, попробовать можешь. Только второй раз пробовать не захочется, а так давай, пробуй…

Все сказанное, за исключением должности Герберта, было чистым враньем. Просто он не выучился еще отличать игру своего неуемного воображения от куда более скучной действительности, и если говорил что-нибудь, то свято верил в свои слова.

– Все равно, – сказала девочка, – даже если ты и заставишь меня спуститься туда, ничего он мне не сделает, потому что я летом поеду в его лагерь.

– В лагерь? – Герби допустил промах – выдал свою растерянность. Девочка ехидно хмыкнула:

– Да, умник, в лагерь. А я думала, ты все на свете знаешь. Лагерь «Маниту» в Беркшире. Попробуй только привести к директору того, кто отдыхает с ним летом. Возьмет и выгонит тебя из твоей несчастной Помойной команды.

– Не выгонит.

– А вот и выгонит.

– Не выгонит, – выпалил Герби, – потому что я сам еду в его несчастный лагерь.

Новая выдумка блестела, как фальшивая монета, и это увидела даже маленькая доверчивая девочка.

– Врешь, – не задумываясь, сказала она.

– Сама врешь, – довольно нелепо ответил Герберт, проявив зато врожденный талант спорщика.

– Спорим на десять центов, я поеду в его лагерь, – предложила девочка, угодив в ловушку и переходя к обороне.

– Спорим на доллар, я поеду, – бросил вызов Герберт.

– Спорим на десять долларов, не поедешь.

– Спорим на тысячу долларов, ты не поедешь.

– Спорим на миллион.

– Спорим на миллиард.

Девочка, не в силах сообразить, какой порядок исчислений следует дальше, спросила с презрением:

– А где ты возьмешь миллиард долларов?

– Там же, где ты – миллион.

– Я, если захочу, могу взять миллион у папы, – заявила Златовласка; она чувствовала свою правоту, и ее злило, что приходится все время обороняться. – Мой папа самый знаменитый юрист в Бронксе.

– Подумаешь, а у моего папы самый большой завод льда в Америке. – (Тот управлял маленьким заводиком в Бронксе.)

– Мой папа богаче твоего.

– Моему папе – что твоего папу купить, что эскимо на палочке – без разницы.

– Неправда!

– Да у него на заводе работает юрист, в десять раз знаменитей твоего папы. – Герберт наспех перебрал в памяти разговоры родителей. – У него работает Луис Гласе.

Девочка издала маленький вопль торжества.

– Ха-ха, умник! – воскликнула она, вскакивая на ноги и пританцовывая. – Луис Гласе и есть мой папа.

После такого сокрушительного удара у Герби не хватило выдумки для контрудара. Он вымучил только вялое:

– А вот и нет.

– А вот и да! – сверкнула глазами девочка. – На, если ты такой умный, посмотри фамилию на моих тетрадках: Люсиль Гласе.

Герберт соблаговолил удостоить взглядом протянутую тетрадь, на которой крупным детским почерком было написано: «Люсиль Марджори Гласе, 6 «В-3».

– Так бы и сказала, – смилостивился он. – Раз уж Луис Гласе твой отец, можешь оставаться здесь. Значит ты в шестом «В-3»? А я в седьмом «В-1». Первый в классе.

– Я третья в классе, – сказала Люсиль, на этот раз с тем почтением, какого заслуживает старший по возрасту, школьный староста и к тому же отличник.

После такой завязки в отношениях наступило молчание; мальчик и девочка вспомнили вдруг, что они совсем одни на узкой лестничной площадке. Через затворенные окна до них слабо долетали веселые голоса девочек, игравших во дворе. Герби и Люсиль смущенно обернулись и некоторое время наблюдали за проворной беготней маленьких фигурок внизу.