Лидия Чарская: Паж цесаревны

— Спасибо, матушка! Спасибо, родная, голубушка наша! Слыхали мы про верную его тебе службу, и счастливы, что он будет в нашей роте, — зашумели солдаты, снова повалившись в ноги государыне.

— Доволен ты? — обратилась Елизавета к своему пажу, когда, распростившись с друзьями-гренадерами, она снова вошла в горницу.

— Государыня! Светлое солнышко мое! Не по заслугам награда! — произнес Андрюша, рухнул на колени перед императрицей и зарыдал.

— Что с тобой? Что с тобой, мой мальчик? — произнесла Елизавета, не привыкшая видеть слез на глазах своего любимца.

— Государыня, золотая моя! Царица моя ласковая! — судорожно шептал Андрюша, — не надо мне ни чинов, ни наград… одна просьба только к тебе будет — пощади моего отца, государыня!

Елизавета молча взглянула на своего верного пажа. Что-то необычное, непонятное для мальчика сквозило в ее взоре.

— Твой отец был верным слугою Анны? — спросила она.

— Да, государыня! — отвечал тихо Андрюша.

— Он со шпагой в руках хотел защитить свою правительницу?

— Да! — еще тише произнес Андрюша, чувствуя, что вина его отца велика.

— Он готов был убить первого, кто поднял руку на тех, кому он поклялся служить верой и правдой?

— Да! — чуть слышно прошептал мальчик.

— Твой отец верный и честный подданный, — задумчиво произнесла Елизавета. — Пойди объяви своему отцу, что императрица не только жалует ему свободу, но награждает его за верную службу и храбрость чином полковника и призывает его служить отныне себе. И если он присягнет так же верно служить мне, как служил до сих пор принцессе Анне Леопольдовне, то его ждут еще другие милости.

С тихим криком восторга Андрюша бросился целовать руки своей благодетельницы…

— Бог и государыня даруют тебе жизнь, батюшка! Ее Величество жалует тебя чином за храбрость и верность! — широко распахнув двери каморки и бросаясь в объятия к отцу, вскричал Андрюша, быстро разрезая кинжалом связывающие веревки.

— Дитя мое! Дорогое дитя! И не кто иной, как ты явился ко мне вестником радости! — произнес арестованный, горячо обнимая сына.

Андрюша покрыл руки отца поцелуями.

— Как я счастлив, батюшка! Родной мой! — шептал он, ласкаясь к нему. — Теперь мы снова будем вместе, уже неразлучны с тобою… Теперь оба отдадим себя целиком на службу милостивой царице. Не правда ли, батюшка?

— Нет, Андрюша, милый сын мой, нам не суждено служить вместе, — произнес тихим, взволнованным голосом Долинский. — Ты служил верой и правдой твоей государыне. Отдай все силы свои за нее, отдай твою молодую жизнь, если этого потребует судьба… Не мне учить тебя. Ты Долинский, а Долинские умеют быть верными слугами отечеству. А… я… я… пойми меня, Андрюша, мальчик мой любимый, я не могу служить новой государыне, не могу принять ее милостей… Я дал торжественную клятву служить государю Иоанну Антоновичу и его государыне-матери и должен сдержать ее.

— Батюшка! — весь дрожа, кинулся к отцу Андрюша.

— Да, милый! Мы, Долинские, не созданы клятвопреступниками, нарушителями присяги… Я знаю свой род. Служи же верой и правдой новой царице, мальчик, а я… я… если мне не позволят следовать за принцессой Анной Леопольдовной, келья монастыря будет мне теперь убежищем… Я постригусь в монахи и буду молиться за тебя и за покойную Наташу!.. А теперь ступай. Отнеси мой ответ государыне, поблагодари ее за милость, оказанную мне. Мы еще увидимся. Иди же, мальчик!

Андрюша бросился, стоная, к отцу, обнял его ноги, покрыл поцелуями руки и быстро выбежал из комнаты, боясь разрыдаться.

Он нашел императрицу на балконе. Она стояла там, глядя на собравшуюся под окнами ее дворца толпу.

Колокола всех петербургских соборов и церквей звонили как в светлый праздник. То сзывали народ присягать новой государыне. Улицы кишели тем же народом. Царский дворец был окружен со всех сторон. Елизавета стояла, кланялась, улыбалась. Утро чуть брезжило первой улыбкой. Ноябрьские утра темны, но, тем не менее, народные толпы разглядели стоявшую на балконе государыню и приветствовали ее шумными радостными кликами.

Андрюша приблизился к ней, тихо взял ее руку и молча прижал к губам.

— Это ты, господин поручик? — весело окликнула его Елизавета. — Принес вести от отца? Да?

— Государыня, — скорбным голосом сказал мальчик, — прости его… он отказывается от милостей… Он хочет идти в монахи…

— Я так и знала! Отец такого сына не мог ответить иначе! — произнесла Елизавета. — Дай Бог, чтобы и у меня было побольше таких слуг.